Не то чтобы этот следующий раз действительно состоится, конечно. Разумеется, я больше никогда не совершу ничего настолько глупо и импульсивно.
Я сел и потер пульсирующие виски. Жуткое и утомительное оцепенение вдруг спало с меня, точно корка с раны, и я сел на кровати в каком то непонятном дурмане. Что со мной происходит? И почему это не может происходить с кем нибудь еще?
Я почувствовал, что язык вдруг стал слишком велик для рта.
Однако это уже не весело, я хочу свои мозги назад.
Полагаю, это должно было бы меня беспокоить.
Однако почему то не беспокоит.
Я просыпаюсь перед раковиной, смывая с рук кровь, после «сна», в котором я старательно и весело окровавленными руками делал то, о чем обычно только мечтаю.
Я всегда очень легко справляюсь с неловкими ситуациями, но должен признать, что эта привела меня в замешательство.
Что любой из нас может сделать? Все мы так беспомощны, и в объятиях наших тихих внутренних голосов что мы на самом деле можем сделать?
27
Я и почувствовал, словно из меня выпустили весь воздух. Смерть следует параллельно жизни человека. Важна точка их пересечения. Разве жизнь – это не только привычка?
Как умирают от удушья? Это долгая мучительная агония? Или человек постепенно теряет сознание, будто засыпает?
Я посмотрел на свои руки и почувствовал, что вспотел. Держись от этого подальше. Там опасно. И ты это знаешь.
Меня охватил страх: а что если я сумасшедший? Я хотел закричать – просто так, бесцельно. Я что-то спутал. Это как во сне.
Что ж так или иначе, я все равно не собирался жить вечно. Я выбросил это из головы. Я умею выбрасывать из головы.
В самом деле это было не так. Разумеется, не так. Вернее, как-то иначе.
Из-за подвижности кожи было необходимо перед разрезом фиксировать ее большим и указательным пальцем по направлению разреза. Величина разреза была достаточной для производства намеченной операции.
То, что я сейчас делаю, не похоже ни на что из того, что я делал уже раньше. Мне казалось, что я участвую в таинственном ритуале. Его вопль был ужасным. И беззвучным. Он отозвался только в моем мозгу.
В конце концов, это становится содержанием жизни.
Я резал, водя ножом из стороны в сторону. Уперся в кость. Струя горячей крови откуда-то из шеи брызгала мне в лицо. Я был не способен пошевелиться, ощущая, как сотрясается тело умирающего. Он задергался несколько раз, всхлипнул. Его ноги судорожно дрожали, а рот беззвучно открывался и закрывался. Он умер с открытым ртом, смотря на меня.
Я увидел много и другого. Похоже, я уже почти насытился.
Я был рад, что остался один.
Мне слишком долго не удавалось отвести взгляд от мертвого тела. Все должно иметь какой-то смысл. Он был казнен. К такому могуществу я и стремился.
Дурацкое положение. Наверное, подобные вещи делаются как-то иначе и лучше. Я не считаю себя экспертом по части серьезно изувеченных тел. Я не хотел оставаться скромным и нетребовательным.
Я ощутил что-то похожее на удар по затылку. С этого мгновения все происходило очень быстро. Я ничему не удивляюсь. Никаких перерезанных глоток. Никаких надписей на стенах.
Потому что это был не сон. Мне просто хотелось чувствовать себя защищенным.
Была суббота, а этому дню я никогда особенно не доверял.
Если человек мертв, для него уже ничего нельзя сделать. Потом об этом подумаю.
Плотный серый туман вокруг, окутывающий, словно вата... Неясно, где верх, а где низ. Пространства нет. Времени нет. Тишина и покой. Полный покой. Умиротворенность. Не существует ничего, кроме этого тумана и ощущения абсолютной защищенности. Нет боли, нет страха, нет отчаяния. Нет желаний, нет чувств, нет сознания.
Кажется, я вновь затерялся в лабиринте улиц.
Все они так. Все думают, что должны быть исключением из правил.
Я едва не рыдал от напряжения. «Ошибка. Ошибка. Ошибка». Вскоре дыхание восстановилось, сердце успокоилось. Из за жаркой, душной ночи у меня появилась липкая испарина еще до того, как я ступил в аллею, но сейчас я весь обливался потом. Сняв футболку, я вытер ею лицо.
«Нет, только не это. Не ошибаться». Я не должен сейчас об этом думать. Я должен идти. Осталось несколько кварталов. Горели ступни ног, горело горло, но я шел.
Я направился к полосе кустарника, тянувшейся между двумя воротами, и подождал, пока на улице не станет относительно пусто. А потом быстро взобрался на ограду и спрыгнул вниз. Головы нескольких прохожих повернулись ко мне, но они еще, конечно, не знали, что произошло в парке. Я шел быстро, без помех миновав три улицы. А потом остановил такси.
Читать дальше