Дэвид Лодж - Райские новости

— Что такое? — весело спросил Фрэнклин. — У вас такой вид, будто вы боитесь его открыть. Какой-то журнал отверг вашу статью?

— Нет-нет. Это личное, — ответил Бернард.

Вместо преподавательской он пошел с письмом на улицу, в парк колледжа. Стоял дивный октябрьский день. Солнце грело плечи, но в воздухе, необычно прозрачном для Раммиджа, чувствовалась осенняя свежесть. Высокое атмосферное давление и ветер, дувший прямо от Молверна, рассеяли привычную дымку. Цвета были почти неестественно ярки и четки, как на пейзажах прерафаэлитов [118] Прерафаэлиты — группа английских художников и писателей XIX века, избравшая своим идеалом «наивное» искусство средних веков и раннего Возрождения (до Рафаэля). в муниципальной картинной галерее. По ярко-голубому небу медленно плыли пушистые белые облачка, похожие на пасущихся овец. В конце лужайки, на которой летом играли в грубое подобие крокета, полыхал медью бук — как дерево, охваченное, но еще не уничтоженное пламенем. Под буком стояла деревянная скамейка, посвященная предыдущему ректору, сидя на которой Бернард любил читать поэзию. Он сел и взвесил пухлый конверт на ладони, рассматривая чуть наклонный почерк Иоланды, словно пытаясь найти ключ к содержанию письма. Фрэнклин был не так уж далек от истины: Бернард не решался открыть конверт. Почему она ему написала? Она никогда до этого не писала ему — он вообще в первый раз увидел ее почерк и понял, что письмо от нее только потому, что она указала свое имя и адрес в левом верхнем углу конверта. Она звонила ему раз в неделю, рано утром в воскресенье — по британскому времени, — когда в назначенный час он слонялся вокруг платного студенческого телефона в пустом вестибюле, и только один раз отошла от этой договоренности, позвонив среди ночи, чтобы сообщить, что Урсула мирно скончалась во сне. В очередное воскресенье она позвонила ему, чтобы рассказать о похоронах, и в эти выходные он ожидал нового звонка. Когда Иоланда звонила, они разговаривали только об Урсуле или обыденных новостях друг друга. Вопрос об их отношениях по-прежнему был, с молчаливого согласия, «отложен». Так почему же она написала? Он припомнил, что есть такие письма — они, кажется, называются «Дорогой Джон!», — в которых обычно в дружеской форме невесты сообщают об отказе. Он под дел ногтем клапан и вскрыл конверт.

Милый мой Бернард,

Пишу тебе, чтобы рассказать о последних днях Урсулы и о ее похоронах, хотя я только что положила трубку после нашего разговора, но телефон — неудовлетворительный инструмент для сколько-нибудь важных разговоров, особенно с этим эхо, которое иногда появляется из-за спутниковой связи. И я не могу расслабиться, зная, что ты стоишь в общественной будке посреди студенческого общежития… теперь, когда тебе дают нормальную работу, надеюсь, ты обзаведешься личным телефоном!

Урсула, какая же она была славная. Я действительно полюбила ее за те несколько недель, что мы были знакомы. Мы очень много говорили о тебе. Она была так благодарна, что ты постарался приехать и привез с собой отца, — ну, все это ты уже знаешь, но можно и повторить, потому что она заставила меня пообещать, что я не вызову тебя сюда снова, когда стало ясно, что она стремительно угасает. Она знала, что у тебя как раз начинается учебный год, и сказала, что, даже если бы ты и сумел вырваться, не имело смысла тащиться в такую даль. «К тому времени, как он сюда доберется, мы уже и поговорить-то не сможем», — добавила она. Боюсь, мой звонок с сообщением о ее смерти стал для тебя потрясением, но она так просила. В последнюю неделю Урсула была очень слаба, не могла даже глотать болеутоляющие таблетки, так что ей делали уколы. Не могла много говорить, но ей нравилось, что я приходила и сидела рядом, держа ее за руку. Как-то раз она прошептала: «Почему они не оставят меня в покое?» — и в ту же ночь тихо скончалась во сне. Рано утром на следующий день мне позвонила Энид да Сильва.

В предыдущие недели мы потратили довольно много времени, обсуждая процедуру похорон. В этом не было ничего неприятного и гнетущего, просто забота о том, чтобы перед смертью привести все дела в надлежащий порядок. Сначала она хотела, чтобы ее пепел развеяли с того места, где она однажды с тобой останавливалась — на дороге, идущей вдоль побережья, рядом с Алмазной головой. Но оказалось, что на этот счет имеется запрет органов здравоохранения, и в любом случае в это время года преобладают ветры с океана, так что все это вылилось бы в весьма непростую операцию. Как сказала сама Урсула (она обладала потрясающим чувством юмора, правда?): «Не хочу запорошить собой волосы и праздничные одежды своих друзей». Поэтому остановились на том, что ее пепел развеют в океане у Вайкики.