Игорь Гриньков - Сказания о Мандже [рассказы]

Еще на крыльце парни взяли Манджу в плотное полукольцо, всем своим видом показывая, что это человек находится под их покровительством и защитой. Толпящиеся у входа многочисленные сторонники подсудимых молча расступились, не ожидая такого поворота событий; приготовленные реплики и угрозы застряли в глотках при виде мускулистых, мрачноватых молодых людей, обращавшихся к Мандже учтиво — « баджя » («дядя» — по-калмыцки). Такое количество «племянников» изменило соотношение сил, по крайней мере, в самом зале судебного заседания; профессор Бата оказался хорошим тактиком.

Когда в помещении, битком набитом народом, появилась судья, Манджа дал волю своим чувствам, хотя не в его правилах было вешать ярлыки на людей с первого взгляда. Но нервишки-то не канаты пеньковые, поэтому простим нашему герою минутную слабость и отступление от собственных принципов: «Сюда бы кряжистого, лобастого мужика, а не эту „сухую воблу“ в мантии!» — подумалось ему.

При виде прокурорши в мундире, тощей девицы с постным личиком и папкой в кулачке, мысли Манджи приобрели еще более критический характер: «Еще одна вобла! И где они эту замухрышку откопали?» — такое он дал девице определение с акцентом на буквы с третьей по шестую, что на калмыцком обозначало название женского нескромного места.

Со стороны подсудимых вальяжно восседали на своих местах три адвоката, среди которых выделялся весьма активный господин с головой, остриженной под нуль, с жестикуляцией известного всероссийского поп-политика Вольфовича. Адвокатом потерпевшего была женщина средних лет (ее «воблой» Манджа обзывать не стал), рядом с ней сидел «общественный защитник» — мужчина с непроницаемым лицом и в черных очках.

Потерпевший Батр вид имел какой-то затравленный, зато подсудимые вели себя очень непринужденно. Сидели они не в «клетке», потому что во время следствия никто их не арестовывал, улыбались родичам и приятелям, находившимся в зале, и производили впечатление людей, ожидающих не решения своей судьбы, а начала приятного, дружеского корпоратива.

По правилам судопроизводства, Мандже и другим (косвенным) свидетелям предложили судебное заседание, и ожидать вызова в коридоре. Стоя среди членов бригады «скорой помощи» и полицейских, с которыми общался в ту злополучную ночь, единственный свидетель-очевидец ловил на себе откровенно сочувственные взгляды, но от этого ему не становилось теплее.

Наконец, когда за дверью было оглашено обвинительное заключение, допрошены потерпевший Батр и подсудимые, Манджу пригласили в зал для дачи показаний.

Опустим за ненадобностью момент уточнения анкетных данных, во время которого Манджа успел сориентироваться: Батр не «узнавал» своих обидчиков, говорил, что его били другие; подсудимые держались отработанной версии, что ничего предосудительного не совершали, и вообще в ту ночь не были в районе города, где произошло ЧП, а гуляли себе с приятелями в ресторане «Эльдорадо». И тому имеется немало свидетелей, как из числа дружбанов-собутыльников, так и официанток, обслуживавших их столики, администратора заведения и сотрудников охраны. Стратегическая линия защиты строилась так, чтобы опорочить опознание Манджой подсудимых в ночь преступления, поставить само опознание под сомнение.

Первое слово взяла прокурорша:

— Свидетель, а по каким признакам вы опознали подсудимых?

— По тем же самым, по которым утром вы опознаете, что рядом с вами лежит законный муж, а не чужой мужчина, — невозмутимо ответил свидетель Манджа.

— Ваша честь! — взвился с места экзальтированный «Вольфович». — Свидетель издевается над участниками процесса! Я требую призвать его к порядку! У нас не балаган!

Прокурорша натянула на личико маску оскорбленной невинности, а судья сделала Мандже замечание.

— Хорошо, — согласился Манджа, — опознал я их по одежде, росту и комплекции, по чертам лица.

— Но ведь было совсем темно, а парни сразу убежали, как вы могли все запомнить? Вы что, феномен? — витийствовал «Вольфович».

— Вы правы, я человек, а не феномен. Но, во-первых, было не совсем темно, там, где находились потерпевший и подсудимые, горел уличный фонарь. Во-вторых, я не ношу очков, зрение у меня стопроцентное. В-третьих, я охотник. То, что увидел хоть на секунду, помню отлично много лет.

— Хочу уточнить, — вставил рассудительно «общественный защитник», блеснув линзами «хамелеонов», — свидетель без принуждения, подсказок и без колебаний опознал всех троих. В протоколе не зафиксировано никаких процессуальных нарушений.