Игорь Гриньков - Сказания о Мандже [рассказы]

— Послушаешь тебя, Манджа, так жить на свете не хочется, — сокрушенно проговорил сосед. — А какой-нибудь выход ты видишь?

— Я тебе не Ванга, чтобы предсказаниями заниматься! Твердо знаю, что родной язык и народный дух, менталитет, как ты говоришь, связаны между собой. Их утрата — это гибель народа! Конечно, сами люди никуда не денутся, но это будет совсем другой народ.

А сколько великих народов и их государств сгинули с лица земли, будто их и не было? Где они, гордые древние римляне, а ведь полмира в узде держали? Эти хоть развалины местами оставили да латынь — основу многих европейских языков. А империи ацтеков, майя, инков? Одни пирамиды. Но нам от этого не легче. Реку жизни невозможно повернуть вспять. Было бы смешно вернуться к истокам.

«Бытие определяет сознание», — писал основоположник самого правильного учения Карл Маркс, а раз бытие изменило наше сознание, то с этим ничего не поделаешь. Главное: что хорошее, необходимое из прошлого мы, как народ, смогли сохранить? А от чего избавились с легкостью, сами того не понимая, что лишились основного?

Недавно прочитал несколько книг одного русского ученого, Гумилев его фамилия. Так он предполагает, что любой народ, как и человек, имеет свой срок жизни. И так же есть у него рождение, становление-взросление, расцвет, старение и угасание или умирание. Только продолжительность этой жизни другая. Над этим надо думать.

Современные евреи, это не иудеи дохристианской эпохи. Но у них сохранились их бог, их язык, их дух. Нынешние мексиканцы и египтяне — это уже не те народы, которые проживали на данных территориях две-три тысячи лет назад. И менталитет-шменталитет у них совершенно другой. Так и мы, калмыки, наверное, через какое-то время станем иными. А по закону кармы, что заработали в этой жизни, то и получим!

В один из вечеров профессор Бата Борисович и его супруга Деля ужинали вдвоем в просторной кухне. Им теперь приходилось ужинать на пару почти постоянно: оба взрослых сына учились в других городах, один «добивал» университет, а старший был уже аспирантом. Традиционный прием гостей, вносивший оживление в монотонное течение долгих вечеров, происходил не чаще двух-трех раз в месяц.

Во время неспешного разговора за столом Деляш Басанговна коснулась приятелей мужа, постоянных участников дружеских собраний:

— Знаешь, Бата! Мне твой старый друг Манджа показался сначала каким-то неотесанным, не вписывающимся в общую компанию. Но чуть позже я поняла, что ошиблась.

— Я рад, дорогая, что ты поняла его суть, дорогая! Он человек необыкновенный. На нем, конечно, нет академического лоска, внешне он выглядит мужиком от сохи. Но сколько в нем потаенных качеств, многие из которых я не прочь у себя и своих мальчиков. Ты заметила, что Манджа естественен, даже не пытается казаться кем-то другим, ученее, чем он есть на самом деле. Он умен, но природным, а не книжным умом, хотя в последнее время читает много, сколько книг из моей библиотеки за полгода перебрал. Мало ли мы знаем «интеллектуалов», сыплющих цитатами направо и налево, но ничего не понимающих в жизни? Недаром существует определение — «начитанный дурак». А Манджа обо всем имеет свое собственное суждение, основанное на жизненном опыте и здравом смысле, и это суждение, как правило, очень верное, не навязанное лживыми газетами, телевидением и книгами.

Деляш Басанговна добавила:

— И за словом в карман он не лезет. Помнишь, как-то наше общество очень разволновалось слухами, что Калмыкию вот-вот упразднят и присоединят к Астраханской или Волгоградской области. Манджа по этому поводу тогда заметил: «А нужны мы астраханцам или волгоградцам со своими громадными долгами и разоренным народным хозяйством?» Конечно, «народное хозяйство» — из старого лексикона, более уместно существительное «экономика», но, по сути дела, сказано правильно.

— Ты права, Деляш, — отозвался Бата Борисович. — Чтобы я еще хотел отметить? Кроме порядочности, верности, чувства собственного достоинства, у него имеется то, что именуется внутренней культурой. Манджа не умеет обращаться с множеством столовых приборов, но ты обратила внимание на то, что он никогда не перебьет собеседника, не употребляет бранных слов в отличие от многих наших знакомых, любящих щегольнуть нецензурщиной. У Манджи есть четкое понимание того, что хорошо, пристойно, а что неприлично, постыдно. Он не станет перемалывать кости человеку на основании слухов и сплетен, но прямо в лицо, а не за глаза скажет подлецу, что он о нем думает.