— Мне нравится то, что я делаю, и люди, с которыми работаю.
— Это твоя тайна?
— Нет. Не настаивай, это принадлежит только мне. Он потерял мать рано, а отца ещё раньше. Они дали ему все лучшее, что в них было, — за то время, которым располагали. Так сложилась жизнь, в этом были и преимущества, и неудобства.
— Я по-прежнему ужасно хочу есть, хоть мы и не в Сиднее, так что поджарю-ка яйца с беконом.
Артур отправился на кухню. Лорэн пошла за ним — А кто тебя растил после смерти родителей?
— Ну что ты пристаёшь? Это совсем не интересно. У нас есть занятия поважнее.
— А меня интересует.
Артур возился с плитой, Лорэн стояла рядом.
— Что тебя интересует?
— Что произошло в твоей жизни, из-за чего ты способен на подобные вещи.
— Способен на что?
— Плюнуть на все из-за тени женщины, которую ты даже не знаешь, и даже не ради её попки — меня это заинтриговало.
Артур начал есть.
— Не устраивай мне сеанса психоанализа, у меня нет ни желания, ни потребности. Не ищи во мне сумеречных зон, их нет, поняла? Существует прошлое, самое что ни на есть конкретное и неизменяемое, поскольку оно прошлое.
— Значит, у меня нет права знать тебя?
— Да нет же, право у тебя есть, конечно есть, но ведь сейчас ты хочешь узнать моё прошлое, а не меня.
— Думаешь, мне будет трудно слушать?
— Нет, но это очень личное, и не слишком весёлое, и долгий разговор, и не тема для обсуждений.
— А мы не опаздываем на поезд. Мы работали два дня и две ночи без передышки, так что можем сделать паузу.
— Тебе бы стать адвокатом!
— Да, но я врач! Отвечай мне.
Он молча доел яичницу, положил тарелку в мойку и направился в гостиную. Обернулся к Лорэн, уже сидевшей на диване.
— В твоей жизни было много женщин? — спросила она, не поднимая головы.
— Когда любят, то не считают!
— И ты ещё утверждаешь, что не нуждаешься в психоаналитике! А тех, кто «считается», у тебя было много?
— А у тебя?
— Вопрос задала я.
Он ответил, что любил трижды, один раз подростком, второй — когда был молодым человеком, и ещё раз, уже «менее молодым человеком», в момент, когда тот превращается в мужчину, но до конца ещё мужчиной не стал, иначе они и по сегодняшний день оставались бы вместе. Она сочла ответ чистосердечным, но тут же поинтересовалась, почему все сорвалось. Потому что он был слишком цельным человеком. «Собственником?» — уточнила она, но он настаивал на слове «цельность».
— Моя мать обучала меня с помощью историй об идеальной любви, а наличие идеалов создаёт серьёзные затруднения.
— Почему?
— Ты ставишь планку слишком высоко.
— Для другого?
— Нет, для себя.
Ей бы хотелось получить более подробные объяснения, но он воздержался из боязни показаться старомодным и смешным. Она всё же предложила ему рискнуть. Зная, что никакая удача не поможет сменить тему, он согласился.
— Разглядеть счастье, когда оно лежит у твоих ног, иметь смелость и решимость нагнуться, подобрать его, прижать к себе… сохранить. Это разум сердца. Просто разум, без разума сердца — всего лишь логика, и она недорого стоит.
— Значит, это она тебя бросила! Артур ничего не ответил.
— А ты так до конца и не исцелился.
— Вовсе нет, я исцелился, хотя и не болел.
— Ты не сумел любить её?
— У счастья нет владельца. Иногда нам выпадает шанс взять его в аренду, стать его квартиросъёмщиком. И надо быть очень аккуратным с квартплатой, иначе мигом выставят за дверь.
— Звучит обнадёживающе.
— Все боятся каждодневное™, как будто она несёт в себе фатальную неизбежность, чреватую скукой, привычкой; я в эту неизбежность не верю…
— А во что ты веришь?
— Я верю, что каждодневность — источник взаимопонимания, даже соучастия, и, в отличие от привычек, именно она позволяет нащупать сочетание блеска и банальности, обособленности и близости.
Он заговорил о несобранных плодах, которые так и были оставлены гнить на земле. «Нектар счастья, который никогда не будет выпит — из-за равнодушия и невнимания, из-за привычки, уверенности или самодовольства».
— Ты пробовал?
— По-настоящему никогда, всего лишь робкие попытки применить теорию на практике. Я верю, что страсть может развиваться.
Для Артура не существовало ничего более завершённого, чем супружеская пара, которая проходит сквозь время, смиряясь с тем, что страсть сменяется нежностью. Но можно ли так прожить жизнь, если стремишься к абсолюту? Он не считал зазорным хранить в себе нечто детское, какую-то частицу мечты.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу