Сергей Герман: Фраер

Прыщавый Кипеш читал в слух газету.

— А вот братва, что пишут! В Чечне генерал Дудаев набирает добровольцев в национальную гвардию. Обещает дом с садом, землю, зарплату.

Кипеш мечтательно закатывает глаза.

— А чо, пацаны, было бы по ништякам, получить в Чечне автомат, приехать сюда и разобраться со всеми козлами и мусорами!

Дедок, после чифира размягчившись душой закуривал сигарету.

— Ну да, по ништякам. Только ты не забывай, что тебе для этого сначала надо обрезание сделать. И звать тебя будут не Кипеш, а Махмуд. К тому же, если ты по приказу власти берёшь в руки оружие, то сразу же становишься автоматчиком. Почти сукой! Имей это в виду.

Ладно, лучше послушайте историю об арестантском житье — бытье.

И дед рассказывал молодёжи очередную тюремную байку.

— Как то один писатель решил написать книгу о смертниках, кого приговорили к «вышаку». Уговорил знакомого прокурора посадить его в тюремный спецблок.

В кругу слушателей пронёсся удивлённый гул.

— Сам сел в тюряжку? — недоумённо перебивал Кипеш. — Да я бы ни за что!

— Ты слушай давай, дурилка картонная! — Раздражённо рычал Саня Могила и почесывал на плече эполет. — Тебе же сказали, для кни-ги!

Выпустив струю дыма и уставившись в потолок, словно вспоминая все обстоятельства той истории Витя продолжал.

— Так вот сидит он месяц два…три. Аппетит хороший. Кушает баланду. Ему приносят передачи. Читает газеты, книжки. Ему всё нравится, тишина…покой. Писатель посмеивается, дескать сижу и сижу в смертной хате. Ничего страшного.

Но однажды приносят ему газету, а в ней некролог, дескать прокурор такой то погиб в автокатастрофе.

Писатель к двери. Давай колотить. Кричать — «выпустите! Я здесь случайно. Это ошибка!» Прибежал наряд. Надавали по почкам. Заковали в наручники.

Сколько не просил писатель, чтобы его отпустили, мусора над ним только смеялись. За сутки стал седым. Похудел на пять килограмм. Перестал спать. По ночам плакал.

Написал прошение о помиловании, где все чистосердечно описал, но пришёл отказ.

Писатель перестал есть, выходить на прогулку и начал разговаривать сам с собой.

Однажды ночью у двери камеры раздались шаги. Лязгнул засов. Писатель не спал, он знал, что рано или поздно за ним придут. Он сполз с нар и забился на полу в истерике.

Ещё немного и он бы наверное обосрался или сошёл с ума от страха. Но тут услышал знакомый голос и увидел перед собой того самого прокурора, которого считал погибшим.

Писатель ничего не мог сказать. Он только горько зарыдал.

— Успокойтесь, товарищ писатель! — Сказал прокурор. — Была допущена ошибка. Вы свободны.

В этот же день, писатель вышел на волю. Но говорят, что у него слегка поехала крыша и он перестал спать ночами. Всё время ждал, что за ним придут.

После этого он уже никогда не просился в тюрьму и не писал о зоне.

Шло время, и мы с Леной все больше и больше отдалялись друг от друга. Точнее, отдалялась она. Ей становилось скучно. Я продолжал ее любить, как прежде.

Когда почувствовал, что могу реально потерять ее, я испугался. И понял, что надо и впрямь что-то делать.

И я придумал… Я начал зарабатывать деньги. Делал ей дорогие подарки, водил в рестораны, кутил.

В конце восьмидесятых, в смутное время запущенной перестройки, когда и законоисполняющие органы, не знали, что уже можно, а что ещё нельзя, во времена всеобщей растерянности и наивных надежд заработать было легко.

Один из моих приятелей, хорошо ориентирующийся во времени и пространстве открыл центр НТТМ при райкоме комсомола. А я придумал, как делать деньги из ничего. Из воздуха.

В тот день мы лежали рядом, чуть отодвинувшись друг от друга. Её кожа была загорелой, даже несмотря на зиму. Вызывающе торчали тёмно-коричневые соски. Она лежала рядом со мной бесстыдно обнажённая, и я чувствовал, что люблю каждую клеточку ее тела. И мне было в эту минуту абсолютно всё равно, замужем она или нет. Важно было совсем другое, что этой покорной, жадной, бесстыдной плотью владею я.

Я лежал и ждал, когда она откроет глаза.

Лена медленно повернула ко мне голову и сказала:

— Вчера к нам приходили. Спрашивали про тебя.

Моё сердце ухнуло вниз. Я прокашлялся и сказал:

— Это ерунда. Недоразумение.

— Не ври мне. Это очень серьёзно. Геннадий Палыч уже наводил справки. Это хищение государственных средств. Тебя наверное, посадят.

Геннадий Палыч, это управляющий, у которого я раньше работал. Он был большой человек. Депутат облсовета. Но меня защищать он не будет.