Сергей Лебедев - Предел забвения

Но однажды гость решил полакомиться яблоком, обнаружил тонкую леску, которой оно было за черенок привязано к ветке, и с досады швырнул небольшое, светящееся, как фонарик из вощаной бумаги, яблоко «золотой китайки» куда-то в траву; чин даже оскорбился — он по-детски искренне считал, что попал в полярный райский сад, где деревья плодоносят все двенадцать месяцев, и, привыкший ждать обмана от людей, да и сам знаток приписок и липовых отчетов, был неприятно удивлен, что в обман можно вовлечь и природу. Он обошел еще несколько деревьев, приговаривая «не ожидал», «не ожидал», словно деревья сами нацепили на себя плоды, как фальшивые медали, чтобы в таком виде предстать перед ним; брошенное яблоко потом поднял один из ссыльных, приставленных к саду.

Яблоко хотели съесть — это был первый фрукт, который ссыльные держали в руках за много лет; развеску по деревьям им не доверяли. Но сама форма яблока — округлая спелость созревания — насыщала голодные, забывшие все, кроме инструмента, ладони; ссыльные передавали друг другу яблоко, будто только что народившееся в светлой соломе, передавали и ели его глазами — тот случай, когда метафора становится буквальным описанием происходящего: яблоко было духовной пищей, пищей для глаз, которой хватало всем.

Один из крестьян — его считали мудрецом, но слово это было неточно, — он был читчиком и толкователем Писания, из каких выходят главы малых крестьянских сект, верующих истово, да еще и с каким-нибудь вывертом. Когда в бараке кто-нибудь из образованных толковал ему про палеонтологические находки, про животных иных эпох, по останкам которых можно восстановить историю Земли и опровергнуть Библию, он отвечал: «И о вас, ученых людях, Господь, создавая Землю, подумал, подбросил игрушек, чтобы было вам чем себя занять»; среди односельчан, сосланных вместе с ним, он главенствовал, его ума, где явления и вещи связывались иначе, чем у других людей, побаивались. И этот читчик, неслучившийся сектант, уловил суть происходящего: как Христос накормил тысячи пятью хлебами, сказал он, так и мы нынче вкушаем — многие — от одного плода, а плод не убывает. И чтобы не убывать ему и далее, сохраним его и отправим в деревню — поселение среди тундры упорно называли деревней, — велим посадить в землю, чтобы плод приумножился плодом.

Я мог понять того крестьянина, хотя сам не знал крестьянского труда; я рос вместе с дачными яблонями и половину года жил по яблоневому календарю; я помню из детства, как весной ударяли заморозки, и по всем садам ночью горели костры, легкий морозный туман мешался с дымом, который в безветрии заморозков держался у земли, и дрожащий, текучий, разогретый воздух окутывал теплом, уберегал яблоневый цвет. Холодной ночью запахи складывают свои незримые опахала, но такими ночами цветы яблонь пахли от жара костров, и казалось, что это запах звезд, запах — обещание.

В августе начинался неумолчный глухой стук — под яблони подстилали солому, но яблоки все равно были слишком тяжелы, слишком налиты, и солома не до конца смягчала удар; яблоки падали — днем их звук заглушался, а ночью казалось, что в саду стучит хронометр, что началось какое-то другое время, время зрелости. И когда впоследствии я читал о Преображении Господнем, мне помог уяснить смысл его — насколько я мог это уяснить — тот давний образ яблоневого сада в августе, на переломе лета в осень: Преображение свершилось, когда наступило Его время и приблизился Его срок.

Яблоко — это плод времени; и хотя не сказано, что вкусившие с Древа вкусили именно яблоко, какой еще плод мог бы олицетворить те незнаемые плоды Древа на полотне? С яблока началось человеческое время — Сиф родил Еноса, Енос родил Каинаана… Поэтому старик-крестьянин, велевший отправить яблоко в ссыльную деревню, чтобы там выросли яблони, — он пытался запустить, как запускают мотор, время этой новой деревни, вставшей на привезенной почве, укоренить деревню в том месте, где она — по случайности, по выбору тех, кто направлял ссыльных, — оказалась; одно поселение, хоть ему и сто лет, все же стоит на гольной земле, словно лишь вчера срубили избы, а другое копит время, прорастает в него.

И вот теперь трое стариков сказали мне: мы не случайно точили сегодня топор. Мы решили срубить три старые яблони; они больше не дают яблок, у нас нет дров, а разбирать дома на дрова нет сил. Сруби эти яблони — ты чужой, для тебя они ничего не значат; ты уйдешь, а нам будут огонь и тепло.