Леонид Леванович - Беседь течёт в океан[журнальный вариант]

25 сентября. Могилев. Новый сквер «Вилербан» заложен в центре Могилева. Деревья на Аллее дружбы здесь посадили члены делегации товарищества «Франция — СССР» и представители французского города-побратима Вилербана.

В тот год Дмитриев день пришелся на воскресенье. Правда, восьмого ноября в советское время был день праздничный, вроде продолжения праздника Октябрьской революции: как пристяжная лошадь в упряжке — коренник и пристяжная коняга. Седьмого проводились военные парады, демонстрации трудящихся. В местечке Саковичи восьмого ноября на Дмитрия и второго августа на Илью проводились ярмарки. Люди приезжали за сотни километров что-то продать или купить. Приезжали из соседней Брянщины, Гомельщины, из Черниговщины. Собиралось людей очень много. В тот день и погода способствовала, дороги сухие. Ехали купить-продать, на людей посмотреть и себя показать.

Матвей Сахута любил Дмитровский кирмаш с малых лет. На Илью народ собирался очень рано, торговля совершалась быстро, и разъезжались тоже рано — жатва в разгаре. А теперь торопиться некуда, главное — засветло вернуться домой, потому что день короток. На Дмитрия Сахута обычно покупал пару поросяток — кабанчика и свиночку.

На этот раз у него был особый настрой: приехал сын из Минска, возраст заставлял радоваться каждому дню, их становилось все меньше, как листков в календаре под конец года. Вместе с Андреем приехал и Петро Моховиков с женой. Старый Сахута пожалел, что не увидит свою невестку.

— А что ж ты Аду не привез?

— Ей немного нездоровится. Весной приедем всей семейкой.

Ответ сына успокоил Матвея Денисовича, он иногда думал: все ли ладится в семье сына? Андрей очень занят, совещания, заседания, а молодой, симпатичной женщине нужны внимание и любовь. И если муж не может это дать, она будет искать свое в другом месте. Матвей Сахута планировал поехать на ярмарку с Мариной на лошади. Это куда лучше, чем на машине: сидишь на мягком сене, застланном домотканою дерюжкой, на ногах валенки с галошами, поверх фуфайки суконный армяк с башлыком, шапка-ушанка на лысой голове. На возу удобнее доставить домой мех с поросятами, яблоки, мед, горшок или ведро, но с приездом сына ситуация поменялась.

— Батя, поедем с нами на кирмаш, — предложил сын. — И Марину можем взять. Гаишников здесь нет. Машина выдержит.

— А поросят куда денем? Они же могут подмочить твою репутацию, — улыбнулась Марина. — Долго будет аромат слышен. Поеду на грузовой. Данила обещал взять. Места там хватит.

За окном мелькнула чья-то тень.

— А вот и он. Легок на помине, — добавила Марина.

Дверь отворилась — на пороге стоял Данила Баханьков.

— День добрый в хату! С приездом, Андрей, — поздоровался он.

Друзья обнялись. Были они почти одного роста, плечистые, крепкие, только руки Данилы, широкие, обветренные, с толстыми пальцами, отличались от белых, городских, Андреевых. Сели за стол, на котором возвышалась стройная, как девушка, бутылка коньяка «Белый аист».

— Не все буслы улетели в теплые края. Один остался, — широко улыбнулся Данила, поднимая чарку золотистого ароматного зелья. — Ну, с праздником Октября! Дай Боже дожить до его столетия!

— Ну, ета правильно. Смотреть надо вперед. И дальше, и выше. Как в районке про ета пишут каждый день, — поднял свою чарку старый Сахута.

Андрей налил немножко маме и Марине.

— Ой, сынок мой дорогой. Мне капельку. Ета много. В голове шумит, как в котле. Кипит там нешто постоянно.

— У нее давление, Андрей. А ты налил столько, — подхватилась Марина, вечный хранитель здоровья родителей и соседей.

— Коньяк и пьют для того, чтобы нормализовать давление. Поднять настроение. Так что, мама, не боись, пей смело, — весело убеждал сын.

Выпили, закусили. Матвей Сахута решил сразу же прояснить ситуацию: поездка на ярмарку не выходила из головы.

— Ты же завтра едешь в Саковичи на кирмаш? — спросил он у Данилы.

— Едем. Ты с нами, Марина? Мой «газон» в ремонте. Но грузовик крыт брезентом. Со свинством в Андрееву карету не с руки.

— Почему? Можно. В багажник положим. Если и дадут малость аромату, пока доедем до Минска — выветрится, — не соглашался Андрей.

Матвей Сахута не любил долго сидеть за столом, не любил чаркованья и обильного угощения. Беседа тогда безладная, чаще всего пустая, а он во всем уважал порядок.

— Ну что, детки. Вы посидите, погомоните. А я пойду по хозяйству…

Андрей хорошо знал характер отца, потому не возражал, а Даниле захотелось задержать старика: