Леонид Леванович - Беседь течёт в океан[журнальный вариант]

— Большое спасибо, Данила! Аж слезу выдавили твои слова. Твои пожелания. — начал юбиляр, но жена толкнула в бок: «Помолчи, дай людям хоть горло промочить».

Застолье загудело, зазвенели бокалы, рюмки. Голоса густели, зато бутылки и тарелки пустели, на отдельном столике росло количество подарков, конверты с деньгами. Ева вначале чувствовала себя скованно: вокруг незнакомые люди, тесно, шумно. А Петро словно расцвел, все тянулись чокнуться с ним:

— Петрок Захарович, ты наша знаменитость. Вся Беларусь на тебя смотрит. Дай Боже тебе здоровьечка, — слышались голоса со всех сторон.

Конечно, чокались и с Евой. Она пригубливала чарку и ставила на стол. Это заприметила хозяйка Валентина.

— Дорогая гостейка, что ета ты гребуешь нашей горелицей? Она ж приятная, мягкая. Выпейте с дороги. Так и закусь будет вкуснее. Давайте за знакомство…

— Все и так вкусно. Спасибо вам. Не обращайте на меня внимания. Хотя за знакомство можно выпить.

— Обязательно! — поддержал Петро. — А то юбиляр обидится.

— А почему мы одни? Наливайте все. Тогда разом с народом и мы, — весело ответила Ева.

Бравусов оценил ситуацию: значит, пришло время дать слово минскому гостю, районное начальство уже высказалось.

— Тише, людцы добрые! Наливайте стыканы. Сычас будет говорить наш земляк Петро Захарович. А то мы слышим и видим его в телевизоре. С экрана он, хвактически, говорит на всю Беларусь. А тут он скажеть тольки для нас. Кали ласка, Петро, даю табе слово, — объявил Бравусов.

Распаренный от волнения и водки, тамада уже снял пиджак и галстук, остался в голубой, изрядно полинявшей форменной рубашке, на плечах ее еще были заметны темные следы капитанских погон.

Петро поднялся с рюмкой в руке, обвел взглядом притихшее застолье, увидел, как насторожился Матвей Сахута: приставил ладонь козырьком к уху, надеясь что-то услышать о сыне, — в душе он очень жалел, что Андрей не приехал, и Катерина сидела грустная. Петро это понял, но повернулся к юбиляру:

— Дорогой дядька Иван! Ты не просто круглый отличник, как здесь уже говорили, ты великий жизнелюб, неутомимый труженик. Не поленился собрать нас. А тетка Валя столько всего наготовила…

— Так она ж не одна! И мы пособляли, — снова подала голос Параска.

— И вам спасибо, тетка Параска. Если б не позвал нас Иван Егорович, мы б и сидели, как кроты, в своих квартирах. А так и Николай Артемович отложил все дела… И Андрей Матвеевич Сахута очень хотел приехать. Но его недавно избрали первым секретарем райкома партии. У нас, в Минске. Не смог вырваться…

— О, какие у нас люди! — поднял вверх руку с вилкой, на которую нацепил колечко колбасы, Бравусов. — Во, кадры растуть! Хвактически, молодцы хатыньчане!

Тамара, его жена, до этого сидевшая молча, дернула мужа за рукав:

— Дос тебе болботать! Дай человеку сказать.

Но в защиту тамады выступил Микола Шандобыла:

— Он имеет право. При исполнении. Но давайте послушаем Петра Захаровича, — серьезно сказал он.

Все притихли, непривычная тишина повисла над столом.

— Дорогой Иван Егорович! Много пожеланий высказали тебе. Трудно что-нибудь добавить. Потому я присоединяюсь ко всему сказанному. Еще раз пожелаю крепкого здоровья. Чтобы счастливо жилося, чтобы в хате все велося. Чтобы в горохе были колосья, а в ячмене стручья…

Все дружно засмеялись, а Параска и здесь выдала свой комментарий:

— Ой, Петрок Захарович, ты пожелай етого всем нам. Всему колхозу. Чтоб у ячмени стручче попадалось, — прикрывая ладонью беззубый рот, не утихала Параска.

— Ну и последнее пожелание. Чтобы дед Иван не знал беды, а внуки — муки. Твое здоровье, Иван Егорович! — Петро одним духом осушил рюмку.

— Больше не пей, — тихо прошептала Ева. — А то сердце заболит.

Петро согласно кивнул, ласково обнял жену за плечи и поцеловал. Ева еще больше покраснела, застеснялась, но ей было приятно, она чувствовала, что это не показная ласка, а от души. Петро действительно любил Еву все крепче, он радовался, что она захотела поехать в его родную деревню.

Тем временем Костя Воронин растянул меха гармошки, сам именинник взял бубен-барабан, встряхнул его, бубен отозвался звоном всех своих прибамбасов. Женщины дружно сыпанули в танцы. И первой была Ксеня, гармонистова жена, красивая, стройная, ясноглазая. Она пригласила своего старшего брата Миколу. Петро залюбовался этой парой. Захотелось рассказать Еве, что Ксеня родилась летом сорок третьего, а осенью деревню сожгли отступавшие немцы, что этот русоволосый плечистый мужчина с гармошкой — сын полицейского. Был лучшим трактористом в колхозе, а теперь бригадир механизаторов.