О, жажда власти! Ты сильнее всех человеческих страстей и желаний. Сильнее любви к женщине, любви к отцу и матери.
Ты, неутолимая жажда власти, поднимала сыновью руку на отца родного, заставляла брата идти войной на своего кровного брата. Жажда власти заливала кровью страны и континенты. Жажда власти объединяла самых разных людей — двуногих хищников — в один мощный альянс. Они сваливали короля или царя, президента или генсека, а потом грызлись снова, но уже между собой. И так ведется из века в век. И будет, наверное, всегда, пока будет на земле человек.
Так вот, именно жажда власти подгоняла Андропова к вагону Брежнева. За ним, будто тень, следовал Горбачев. С подножки пружинисто соскочил начальник охраны, вслед за ним медленно, тяжело, будто мех костей, внутренностей и жира, спустил свое старческое тело генсек. Подал твердую, холодноватую руку Андропову, тот потянулся с объятиями, тогда и Леонид Ильич трижды подставил свое лицо для угодливых поцелуев. Только густые кустистые брови напоминали о былой мужской красоте этого посредственного, но хитрого и коварного царедворца. Вслед за Брежневым ступил на перрон еще один кремлевский дед — Константин Устинович Черненко. Он был в длинноватом светло-сером плаще. Такой же плащ держал на руках. Черненко тяжело дышал, словно загнанный конь, было удивительно, что этот немощный старец довольно ловко накинул на плечи Брежнева плащ. Неутолимая жажда власти добавила прыти и ему.
— Леонид Ильич, уже вечер. Чтоб не просквозило…
Потом Черненко так же трижды, но с большим жаром, расцеловался с Андроповым — к шефу КГБ он относился с уважением, смешанным с чувством страха.
— Леонид Ильич, вы же знаете Михаила Сергеевича? — Андропов подтолкнул вперед местного партийного лидера.
— Знаю Михаила Сергеевича. Приятно, что у нас есть молодые партийные вожаки, — проскрипел Брежнев, трижды облобызал Горбачева. — Сколько вам, Михаил Сергеевич?
— Да уже сорок семь.
— Нам бы, Костя, такие годы, а? — засмеялся Брежнев. — Жаль, что молодость быстро проходит. Мелькнет, и нет ее. И не вернешь назад… Ну, а вам, Михаил Сергеевич, самое время переходить в Москву. Думаю, что этот вопрос мы решим на ближайшем пленуме.
Черненко кивнул в знак поддержки, сказал хриплым голосом:
— Кстати, Михаил Сергеевич, вы родились в тридцать первом, а я в том году вступил в партию. Ты говоришь, Леонид Ильич, про молодость. Так и вся жизнь пролетает быстро. Оглянуться не успеешь. Одного деда в Сибири спросили… Он прожил девяносто. Значит, у него спросили: надоело ли ему жить? Дед кряхтя, медленно подошел к двери, отдышался, отворил ее и закрыл. «Вот и моя жизнь. Как отворил и затворил дверь…»
— Мудро, Константин Устинович, — проскрипел генсек, шумно вздохнул, словно конь над желобом. — Твоя правда. Жизнь пролетает, будто курьерский поезд. Не успеешь оглянуться, как уже последняя станция. И старуха с косой: слезай, приехали…
Андропов согласно кивал головой, Горбачев улыбался.
Особенность этой встречи в том, что на тихой железнодорожной станции в тот вечер встретились четыре человека, которым довелось руководить могучей державой. Руководить поочередно — один за другим. Последний, самый молодой из четырех, исполнил роль ее могильщика. История распорядилась, чтоб он стал первым и последним президентом СССР.
Встреча продолжалась недолго. Андропов рассказал, как отдыхает, что чувствует себя намного лучше. Горбачев коротко доложил о делах в Ставрополье, об урожае, о завершении уборки. Брежнев слушал невнимательно, осматривался по сторонам, потом глянул на Черненко:
— Ну что, Устинович, пожалуй, надо ехать. Дорога неблизкая.
— Да, Леонид Ильич, едем, — Черненко махнул рукой начальнику охраны, мол, погоняй.
Прощались без поцелуев. Поезд тихо, осторожно тронулся, начал набирать скорость. Андропов и Горбачев еще долго стояли. О чем думал каждый из них? Андропов был доволен встречей: он сделал еще один шаг к заветному кабинету на Старой площади, в команде секретарей ЦК появится свой человек — Михаил Горбачев.
Доволен был встречей и вожак ставропольских коммунистов — впервые он обнимался с самим Генсеком! Он один, почти из двухсот региональных партийных лидеров, имел такую честь. Очень взволновали его слова о переходе в Москву — сладко затрепетало сердце. Вот он, миг, когда сбывается давняя мечта: взойти на политический олимп. Предчувствия его сбылись: вскоре на очередном пленуме его избрали секретарем Центрального Комитета КПСС — он был самым молодым среди своих одиннадцати коллег. А через год стал самым молодым кандидатом в члены Политбюро.
Читать дальше