Павел Антипов - Дипломная работа

— Хорошо, — говорит, — я вам помогу. Только вы никому не рассказывайте. Я вас верну на 10 дней назад, а после снова встретимся.

127,3!

«Нет, нет, нет, срочно надо худеть… Нет, нет, нет, не надо!» — и Сергей Степанович побежал на кухню. С удвоенной силой дёрнул на себя дверцу холодильника и, о чудо: там его поджидала и курица, и салат, и майонез, и множество, великое множество всяких других продуктов.

Вмиг он вытащил всё это на стол и алчно стал отрывать куриную ногу от тушки-гриль. Нога не давалась, выскакивала из рук и будто бы даже отбрыкивалась. «Ишь ты, как живая», — пронеслось в голове у Сергея Степановича. «Живая», — вслух повторил он, и мысли его потекли в роковом русле. Он представил себе, как эта курочка ходила по зелёной травке и клевала зёрнышки, а, может, кудахтала с подругами по птицефабрике. А потом в один ужасный день её вздёрнули вверх лапами и перерезали горло. Скоро и его так вздёрнут. 10 дней осталось. Он в ужасе отпрянул от мёртвой холодной тушки.

В чём, собственно, разница между ним и этой курицей? Только в том, что он знает точную дату своей смерти. Сергей Степанович вымыл руки и вернулся в комнату. Есть не хотелось, он взял было в руки книжку, но не читалось.

Мысль о том, что ему осталось 10 дней, не покидала его. Как он должен провести эти последние дни? Какие удовольствия он хотел бы повторить напоследок? Читать не выходило, курица вызывала неприятные ассоциации. Спать? Чушь, скоро он будет спать вечно.

Сергей Степанович решил идти в магазин: может, там ему удастся купить чего-нибудь вегетарианского, чтобы потешить себя напоследок.

В магазине его встретили вечножующие продавщицы, они разговаривали и смеялись. Да как они могут, когда Сергей Степанович умирает!? Он обошёл весь магазин, но ничто не вызвало в нём аппетита. Сергей Степанович купил сыворотки: надо же хоть чем-то питаться. Выйдя из магазина, он открыл пакет, сделал несколько глотков противной жидкости и подавился. Напротив него стояла бабка и ела жирный чебурек.

Сергей Степанович забежал в подворотню. Его тошнило.

Вот уже несколько дней Сергей Степанович невольно выдерживал свою жесточайшую диету. Какого черта он просил вернуть ему эти 10 дней, каких таких удовольствий он жаждал? Ужель ему хотелось снова худеть? Вот уж неописуемое удовольствие, нечего сказать! Сергей Степанович не выдержал, вскочил с постели и побежал к магазину. Бабка была там. Она жрала чебурек.

— Бабка, забери меня отсюда, — взмолился. — Не могу я больше так! Видишь, у меня совсем нет удовольствия так жить.

Бабка молчала и настороженно смотрела на Сергея Степановича. Он упал на колени и обнял её ноги. Бабка бросила в него чебуреком, но Сергей Степанович не шелохнулся. Бабка стала бить его по голове и истошно кричать. Подоспевшие прохожие разняли их, а бабка плевалась на всех вокруг, досталось и Сергею Степановичу.

Не утираясь, Сергей Степанович пришёл домой, лёг, да так и пролежал до самой смерти без удовольствия.

Позже, когда ангел допытывался, сумел ли он провести те 10 дней с большей пользой, Сергей Степанович только отмахивался и бормотал что-то вроде «фатум, фатум», и еле сдерживался чтобы не плюнуть в ангела.

Вся наша жизнь — бильярд,

и никого не волнует,

умеете ли вы играть.

— Алло, Ваня?

— Я.

— Узнал?

— А, здорово, Лёха. Давно не звонил.

— Чего сегодня делаешь?

— Ну, не знаю, надо ЖЖ обновить.

— Мы с Димой решили, что надо встретиться. Поехали в бильярд играть?

— Ну, не знаю, мне ещё почту проверить надо, ответить всем.

— Успеешь ещё проверить, я на машине.

— У тебя есть машина?

— Полтора года как.

Чёрт, у Лёхи есть машина, а у Вани нету. Некрасиво как-то.

В детстве они с Лёхой жили в одном дворе, играли в песочнице, в войнушку и казаков-разбойников, потом резались в карты на скамейке у подъезда, а иногда — в шахматы. Словом, до института были лучшими друзьями. В 18 лет поступили в разные ВУЗы — с тех пор видеться стали всё реже. А как устроились на работу, совсем уже не пересекались, пока не позвонил Лёха.

Машина Лёхи была чёрного цвета, двухдверная. Про такие, Ваня слышал, говорят: спортивная. Для приличия надо было бы обратить внимание на марку, но Ваня был слишком потрясён тем, что у его друзей могут быть машины, и забыл про приличия.

— И сколько она жрёт бензина? — спросил Ваня, когда Лёха завёл двигатель.

— Десять литров на сто километров.