Мира Джейкоб - Самоучитель танцев для лунатиков

– Мне нужно с тобой поговорить, – бросила она на ходу Камале, даже не посмотрев на Томаса, и ушла на веранду.

Не прошло и минуты, как Камала с грохотом отодвинула дверь, поспешно расправляя сари, и спросила:

– Ты что-то хотела?

– Что ты творишь?

– В смысле?

– Ты тоже его видишь?

– Конечно нет!

– Тогда зачем притворяешься?

– Я не притворяюсь! – возмутилась мать, и Амина непонимающе уставилась на нее. – Он вернулся, чтобы увидеться с твоим отцом, – объяснила Камала. – Это чудо предназначено только для Томаса!

Новая информация прогрохотала в мозгу Амины, словно вагон поезда, везущий слишком много мыслей-пассажиров, но одна из них кричала громче остальных. Химия! Они должны заставить отца продолжать курс химиотерапии, а для этого им надо действовать заодно!

– А как же злые духи? Как же демоны? – спросила она.

– Я ошиблась, – пожала плечами мама.

– Но ты же сказала…

– Нет! – твердо произнесла Камала, хотя Амина больше ни о чем ее не спрашивала. – Нет, нет, нет!

– Но у нас мало времени!

Камала зажмурилась. Губы ее задрожали, но она заставила себя сдержаться, крепко сцепив перед собой пальцы. Через несколько секунд она посмотрела на Амину с такой непоколебимой верой во взгляде, что девушка поняла: уговаривать ее бесполезно.

– Пойду обратно, к твоему отцу, – сказала Камала, повернулась и вышла с веранды.

На следующее утро Амина позвонила Джейми, рассказала ему, что происходит, и отменила званый ужин.

– Твою мать…

– Вот-вот… Тут все так… В общем, ладно, дай мне несколько дней. Я со всем этим разберусь, и мы тебя пригласим, обещаю!

– Слушай, да я не из-за ужина переживаю…

– Три дня, – сказала Амина, – ну, может, четыре!

Но через четыре дня дела не наладились, а скорее наоборот. Коридоры превратились в собрание света и пыли. После разговора с Джейми Амина начисто вымыла полы на первом этаже и вернула все осветительные приборы на их законные места, но тем же вечером от веранды к родительской спальне протянулась цепочка влажных грязных следов, а к наступлению темноты лампы снова застрекотали, словно цикады, заливая двор ярким электрическим светом.

Все вещи в доме начали загадочным образом менять свое местоположение. В первые дни их оказалось немного: упаковка лампочек, забытая на улице, две подушки из родительской спальни, брошенные на шезлонгах. Но на третью ночь, пока Амина видела сон о корабле, столкнувшемся с айсбергом, Камала и Томас умудрились вытащить диван из гостиной в коридор, и, проснувшись утром, Амина обнаружила его уже во дворе. На диване, словно два отбившихся от стаи пингвина, возлежали родители.

– Какого черта вы творите? – крикнула Амина из окна.

Они стали озираться по сторонам, а потом наконец посмотрели наверх.

– Привет! – помахала ей Камала. – Просто сидим! Спускайся к нам!

– Папе нельзя двигать мебель!

– Я в порядке! – прокричал ей Томас.

– Нет, не в порядке! – заорала Амина.

С ним действительно что-то было не так. Это подтвердил сначала Аньян Джордж, потом Моника, а затем и Чако, который позвонил из больницы на четвертый день, потому что пришла его очередь сидеть с Томасом во время химиотерапии, а сидеть оказалось не с кем.

– Он не может мыслить логически, – объяснил Чако Амине, как будто здесь было что обсуждать. – Вам придется отвезти его в больницу.

– Я работаю над этим. Думаю, через несколько дней…

– Несколько дней – слишком долго!

– А что мне остается? Надеть на него смирительную рубашку и вставить кляп?!

Чако замолчал, и на мгновение Амина испугалась, что он воспринял ее слова всерьез.

– А что мама? – наконец спросил он. – Уж она-то может его уговорить?

Амина выглянула в окно и посмотрела на Камалу, которая с деловым видом пыталась присоединить к кабелю стабилизатор напряжения. Тенниски и подол сари забрызгала грязь. Рядом с ней на корточках сидел Томас и соединял налобные фонарики.

Амина вздохнула. Конечно, надо рассказать Чако и всем остальным о том, что творится с Камалой. Мать повела себя непредсказуемо, поддерживая сумасбродство Томаса и помогая ему во всем, что, по его словам, может доставить удовольствие Акилу, хотя твердо высказалась против того, чтобы оставлять в саду еду. Вместе с тем Амине показалось жестоким выставлять на всеобщее обозрение то, что происходило сейчас между родителями. Глядя на них в окно, она увидела, как Томас что-то сказал Камале, а потом быстро и порывисто поцеловал ее в щеку, а она рассмеялась, словно девчонка.