Array Амритрай - Современная индийская новелла

— Мы еще не платили поземельный налог, — добавила Мария. — Не забудь заплатить.

— Вам бы целое царство, да на что мне купить его, — сказал Осеф. — Неужто не знаете, что мы получили?

— Ну, как бы там ни было, а кусок материи мне нужен обязательно. А то один бок сари совсем протерся, — объяснила Мария.

— Тогда вот что сделаем. Идите-ка вы сами. А я останусь на кухне, — проговорил Осеф.

Мария не сдавалась:

— А бороду свою тоже отдашь нам?

— Да с бородой-то у меня все в порядке! Я не делал никаких глупостей и не занимал ни у кого бороду, — вскипел Осеф.

Он взял в руки черный зонтик, перекинул через плечо сложенное вдвое полотенце, заткнул за пояс немного пана и отправился в город.

Пасхальные торжества в Коттаяме были в самом разгаре. Магазины и лавки закрыты. Только некоторые торговцы мануфактурой — за своими прилавками. Осеф заглянул к одному, к другому, справился о цене, пощупал ткань.

«Бог мой, что за цены!» А цены и вправду казались совершенно непомерными. «Ну, нет. Зайду еще к двоим-троим. Никогда не знаешь, где можно выгадать ану». И он отправился дальше.

Так он добрался до муниципалитета. Там у стены стояли в ряд буйволы. У каждого можно было пересчитать все ребра: поистине остались только кожа да кости! Старички на закате жизни. Глубокие следы от упряжи, которую они таскали долгие годы, стертые рога, даже хвосты у некоторых оторваны. Они были живым свидетельством жестокого обращения с животными — вот какие это были буйволы. На каждом из них уже стояла черная печать смерти. Они предназначались к забою. Власти сурово карали мясников, которые забивали животных, не имевших такого знака, потому как отцы города заботились о здоровье публики и не ослабляли ветеринарного контроля. Но сегодня, пользуясь тем, что больших строгостей по случаю праздников не бывает, торговцы отправили на бойню самый захудалый скот, какой только у них имелся, не считаясь с тем, что это могло быть сопряжено с риском для человеческой жизни.

Для этих буйволов смерть являлась спасением. Они работали без устали, пока могли. А состарившись, стали никому не нужны. И конечно, стоило предпочесть смерть этой бесконечной муке и жестокости.

Осеф постоял еще немного около них. Сердце его переполнилось жалостью. Затем он бросил на буйволов последний взгляд, словно прощаясь с друзьями, которых обрекли на смерть, и двинулся было дальше.

Вдруг Осеф вздрогнул и застыл на месте. Не может быть! Невероятно! Он не мог поверить глазам своим. С опаской взглянул на буйвола у стены еще раз. Сердце старика сжалось, в глазах потемнело. Да, это он, Каннан.

— Каннан! — закричал Осеф что было силы и бросился к старому буйволу.

Звук знакомого прежде голоса заставил животное вскинуть голову. Он стоял перед каменным зданием, и в ушах его отдавалось многоголосое эхо. Буйвол посмотрел по сторонам.

— Ты не узнаешь меня, сынок? Разве мне так хотелось бы встретиться с тобой?

Осеф прижался к груди Каннана, к самому сердцу, бившемуся радостно и тревожно. Почувствовав прикосновение этих рук, буйвол помахал хвостом, выражая свой восторг, и приветственно замычал. И рев этот, казалось, исходил из глубины его души.

Осеф быстро оглядел Каннана. Да, его тоже успели заклеймить — черный знак стоял на передней ноге. Он попробовал стереть клеймо и не смог. На животе буйвола он обнаружил гноящуюся рану, густо облепленную мухами.

— Я вижу, этот буйвол был когда-то ваш? — раздался голос за спиной Осефа.

— Это вы привели его сюда? — спросил Осеф мясоторговца.

— Я.

Каннан принялся облизывать покрытое потом тело старого хозяина. Как часто прежде он делал это! Даже накануне смерти не забыл о своей старой привычке.

— Ну ладно, пошли. Уже пора. Мне нужно доставить его мясо в лавку до полудня, — сказал мясоторговец, обращаясь к ним обоим, будто забывшимся за беседой. И он погнал Каннана вместе с несколькими другими буйволами на бойню. Итак, через час или два Каннана не будет…

Стало темнеть. Мать и дочь с нетерпением поджидали Осефа.

— И почему отец так долго не идет? — беспокоилась Катрикутти.

— Придет, даст бог, не волнуйся, — успокаивала ее Мария.

— Обычно он возвращается из Коттаяма засветло.

Катри не находила себе места. Взгляд ее был устремлен на дорогу. Мария тоже не отходила от окна. Засветили лампу.

Вдали показалась белая фигура.

— Это отец. Да, да, отец, — радостно проговорила Катри, довольная, что увидела его первой. Мать и дочь напряженно всматривались во тьму.