Пере Калдерс - Рассказы писателей Каталонии

— Думаешь, так будет лучше? — спросил Жауме.

Пере снисходительно похлопал приятеля по плечу:

— Сам мне еще спасибо скажешь.

Он очень здорово умел копировать выражения и жесты взрослых, и это всегда восхищало Жауме.

Друзья направились к откосу, где обычно катались на тележке. Сразу за последним домом деревни начиналось шоссе, справа от него резко шла вверх, петляя между виноградниками, дорога на кладбище, а слева, там, где раньше был глубокий овраг, теперь высилась гора щебня, мусора, старой мебели. Рядом находился склон, по которому любили кататься Жауме и Пере. Ничего лучшего и пожелать нельзя — довольно широкий отвесный спуск, а внизу — крутой поворот, так что, если не слишком умело управлять, вылетишь прямо на шоссе.

У всех мальчишек в деревне от мала до велика была такая тележка. А у Жауме не было. Отец однажды страшно разозлился, разбил его тележку в щепки и запретил сыну играть в опасные игры. Правда, отцовская строгость не слишком расстроила Жауме — ведь он всегда мог кататься вместе с Пере.

Да, и тележка, и склон — просто отличные, лучше и не придумаешь. Склон горы прямо-таки отполирован многочисленными спусками и подъемами, а сама тележка — предмет зависти всей деревни: дерево покрыто лаком, колесики — четыре подшипника, оси из крепких ножек стула, а впереди — руль, позволяющий быстро и круто поворачивать.

В тот день все было как обычно: горячее солнце, гладкий склон, ряды виноградников вдоль дороги на кладбище, бедные домишки с геранями на окнах недалеко от шоссе, залатанное белье во дворах, куры, которые иногда перебирались через дорогу, чтобы поискать какую-нибудь пищу на грудах мусора.

Жауме и Пере такие же, как всегда. Обыкновенный день, один из тех, которые не остаются в памяти, и, если вдруг спросят: «Помнишь, в тот день мы еще ходили кататься?» — ты отвечаешь: «Нет, не помню… Мы столько раз ходили кататься».

Жауме еще не знал тогда, что запомнит этот день навсегда, что боль, пережитая в этот день, до конца останется с ним.

Обычно друзья поднимались на самый верх и устанавливали тележку на ровное место. Потом один из них садился и крепко сжимал в руках ремни, привязанные к рулю, а другой вставал сзади и клал руки ему на плечи. Сидящий одной ногой подталкивал тележку к спуску, и через несколько секунд они уже мчались вниз. Лучше всего было тому, кто стоял: казалось, будто летишь навстречу солнцу и ветру.

Внизу на последнем повороте требовалась особенная ловкость, чтобы не покатиться кубарем на шоссе. Мальчики часто падали, это было совсем не страшно и не слишком больно, но считалось стыдно не удержаться на ногах, к тому же по шоссе иногда проезжали машины. В то утро ни Пере, ни Жауме не упали ни разу, они буквально соперничали друг с другом в ловкости. Вокруг никого не было, что тоже случалось не часто — обычно неподалеку играли деревенские мальчишки.

Друзья снова и снова торопились наверх, сияющие, ослепленные солнцем. Каждый нетерпеливо ждал своей очереди ехать стоя, чтобы еще раз испытать чудесное ощущение полета.

В тот раз Жауме сел на тележку и подумал: «Наверное, пора домой». Пере встал у него за спиной в ожидании, что сейчас они снова быстро и легко помчатся вниз.

Это длилось всего одно мгновение, на последнем вираже Жауме не успел повернуть руль, и их обоих с силой выбросило на шоссе.

Жауме покатился, скрючившись, пытаясь защититься от ушибов, потом встал и засмеялся, несмотря на боль. Пере лежал лицом вверх, с раскрытым ртом, глаза его неподвижно смотрели в одну сторону. Жауме еще раз рассмеялся, думая, что приятель решил подурачиться, подошел к нему и толкнул ногой в бок.

Но Пере не двигался. Он лежал, словно вдавленный в пыльную землю, как будто неожиданно стал очень-очень тяжелым. Глаза по-прежнему оставались широко открытыми, яркий солнечный свет не слепил их.

Жауме сел рядом на корточки — в глубине души он уже догадывался о страшной правде, но ни за что не хотел верить своим глазам — и стал трясти неподвижное тело, громко звать Пере, пытаясь заставить его вернуться к жизни. Потом он долго молча смотрел на своего друга, ожидая, что вот сейчас тот встанет и скажет, что притворялся. Разве можно умереть без ран и крови, только из-за маленькой царапины на лбу? Разве можно умереть так просто? Ведь Пере столько раз падал, но всегда поднимался, со стоном потирал ушибленную ногу и вдруг говорил, улыбаясь: «А все из-за тебя!» Почему же теперь он не смеется, не двигается и продолжает лежать в пыли? Какой он стал тяжелый! Это смерть, войдя в него, сделала тело таким тяжелым. А сколько раз и с какой легкостью Жауме таскал Пере на закорках, когда они играли в чехарду или в разбойников!