Урсула Ле Гуин - Индеец с тротуара [Сборник]

— А Донни знает, что вы так думаете?

— Надеюсь, что нет.

— Тогда зачем же вы говорите об этом мне?

— Сама не знаю. Может, потому, что, когда выскажешься, легче на душе. А может, потому, что ты должен приспособиться к миру белых. Может, тебе лично и удастся достичь успеха. У некоторых индейцев это получается. Есть же среди нас врачи, адвокаты, политические деятели, люди разных профессий — в их жилах течет индейская кровь. Не знаю, счастливы ли эти люди. Но они взяли барьер, как надеялась сделать и твоя мать. Ну а если не сможешь… резервация от тебя не уйдет. Но помни мои слова: резервация — земля, забытая богом.

Чарли грустно покачал головой.

— Все так сложно.

— Жизнь сама по себе сложна и противоречива, — со вздохом сказала Тирса.

— Но если вы уверены в своей правоте, почему вы не остановите Донни, не отговорите его взрывать плотину?

— Отговаривать его было бы жестоко, — сказала Тирса. — А вдруг им удастся добиться своего? Долина тогда будет осушена, посадят кукурузу, соберут рис, может, Донни проживет свою жизнь до того, как белые построят новую плотину, и будет знать, что его мечта сбылась, что он чего-то достиг в своей жизни. А после смерти его захоронят в Земле Погребения, и о нем будут вспоминать так, как вспоминают теперь о твоем деде. Нет, я не стану отговаривать его. Ни за что!

— Но вы же считаете, что я должен идти другим путем, что мне надо приспосабливаться. Научиться быть послушным Индейцем с тротуара.

— Все зависит только от тебя. Вот и на этот раз, если ты не сдашься им добровольно, они убьют тебя.

— А если сдамся, что тогда? Тюрьма. Нет! Лучше смерть!

— Тебя будут судить. Может, и оправдают. И ты выйдешь оттуда свободным человеком. Начнешь новую жизнь.

— И что же буду делать я в этой новой жизни?

— Ответить на это можешь только ты сам.

— Я искал ответа, но не нашел его.

— Ты еще молод. Ты просто не знаешь.

— Но вы же только что говорили, что для индейца нет места в жизни.

— Я сказала, что в жизни нет места для индейского народа, но для отдельных индейцев место в жизни может и найтись.

— Но кто же пойдет на такое? Это же предательство своего народа.

Тирса вздрогнула.

— Может, и так, — сказала она. — Может, ты и считал бы себя предателем, но если подумать о будущем, это не предательство.

— А что там, в этом будущем?

— А то, что наступит день, когда все люди на земле станут братьями.

Чарли поджал губы.

— Если вы верите в это, почему же вы сидите сложа руки, как тупая деревенская скво?

При свете керосиновой лампы было видно, как Тирса покраснела. Но она тут же взяла себя в руки.

— Я веду себя так же, как Старуха, — сказала она. — Прячу голову, не желаю смотреть на бе — лых. Но Старуха делала это целых пятьдесят лет. В знак протеста, люди не понимали ее. Хотя почти во всех резервациях знают, что за пятьдесят лет она ни разу так и не посмотрела на белого. Она оставила о себе добрую память. Вот и я подражаю Донни.

Чарли откинулся на кровати. События минувшего вечера и прошедшей ночи смешались у него в голове. Мысли Тирсы казались запутанными, но он понимал: во всем, что говорила эта женщина, была доля правды.

— Тебе надо отдохнуть, — сказала Тирса. — А я поднимусь на чердак.

— Спокойной ночи, — сказал он.

— Я не засну, пока не вернется Донни. Но все равно надо прилечь. Жизнь учит. Она заставляет вовремя садиться за стол и ложиться в постель. Так она и течет, день за днем. И вот что еще я хочу сказать тебе, — добавила она и улыбнулась. — Как ни безнадежно звучат мои слова, в глубине души я считаю, что Донни прав. Хочу верить, что долина превратится в райский сад. Что мы с Донни и все другие индейцы будем счастливо жить в этом раю.

Она погасила лампу. Чарли услышал ее шаги на лестнице.

Далеко — далеко в тишине прокричал филин, предупреждая маленьких пушистых грызунов о том, что ночь принадлежит ему, что он отправляется на охоту.

Лежа на чердаке, Тирса прислушивалась, не раздадутся ли на крыльце шаги Донни. Она прождала всю ночь, застыв под одеялом в напряжении и страхе.

Было бы легче, думала она, если бы весь мир застыл вместе с ней в ожидании. Но равнодушная земля продолжала вращаться…

Два лесных мышонка шуршали под кроватью в поисках еды; семейство белок — летяг барабанило по крыше маленькими коготками, перепрыгивая с деревьев к своему гнезду на стене дома.

Тирса зажгла спичку и посмотрела на часы. Они показывали три. Спичка погасла, стук сердца громко отдавался в ее ушах и вторил тиканью часов.