Урсула Ле Гуин - Индеец с тротуара [Сборник]

У меня тоже была своя страна, она называлась Торн. Я рисовал ее карты и тому подобную чепуху, но рассказов о ней я не писал. Вместо этого я описывал ее флору и фауну, пейзажи, города, писал об ее экономике, образе жизни ее населения, о ее правительстве, сочинил историю государства. Когда я начинал — мне тогда было двенадцать лет, — это была монархия, но позднее, когда мне стукнуло пятнадцать, а потом шестнадцать, в этой моей стране уже было нечто вроде свободного социалистического общества, и мне пришлось придумывать, какому повороту истории Торн был обязан тем, что от автократии он сразу шагнул к социализму, и как у него сложились отношения с другими странами. Это была крошечная страна, всего шестьдесят миль в поперечнике, расположенная на острове в Южной Атлантике — далеко — далеко отовсюду. И все время на Торне дул ветер. А берега были крутые и скалистые. Редко удавалось проплывающим мимо кораблям пристать к ним; когда-то греки или финикийцы открыли остров, и с тех пор пошли легенды об Атлантиде, но до 1810 года об острове практически не помнили. И по сю пору на Торне умышленно не строят ни причалов для больших кораблей, ни аэродромов для самолетов. К счастью, остров оказался настолько мал и беден, что Великие Государства не проявили к нему никакого интереса, и не включили его в сферу своего влияния, и не превратили его в ракетную базу. Словом, оставили его в покое. На Торне я провел уйму времени — четыре года! Но вот уже больше года прошло, как я там не был, и теперь все это кажется мне таким далеким детским бредом. И все-таки теперь, когда я снова вспомнил о Торне, я словно воочию увидел его крутые скалистые берега, поднимающиеся из моря, услышал беспрерывное завывание ветра над стадами овец, увидел свой любимый город Баррен на южном берегу, построенный из гранита и кедра; поверх продуваемых ветром скал он смотрит на Антарктический океан, на Южный полюс.

Я отобрал кое-что из «Истории Торна» и показал Натали. Ей понравилось.

— Я могла бы написать их музыку. Ты ничего не рассказал об их музыке.

— А там все инструменты духовые, — попробовал я отшутиться.

— Годится, — сказала она. — Квинтет для духовых инструментов. Никаких кларнетов — они назойливые. Флейта, гобой, фагот… ну и рожок? Английский рожок? Или тромбон? Да, у них непременно должны быть тромбоны.

Она не шутила. Она написала-таки «Квинтет государства Торн» для духовых инструментов.

Четкость ее планов захватила меня. Теперь и я серьезно задумался, чем бы я хотел заняться, если бы передо мною открылись такие возможности. Пойти ли мне в медицину, или заняться биологией и разрабатывать проблемы в той области, где психология стыкуется с биологией, или же остановиться на чистой психологии? Все эти науки взаимосвязаны, но невозможно разрабатывать все их одновременно — запутаешься. Поэтому прежде всего нужно было решить, с чего начать. Какая из этих наук может стать тем незыблемым фундаментом, на котором впоследствии можно будет развивать свои идеи? Благодаря Натали я понял то, что можно строить далеко не скромные и даже весьма честолюбивые планы при условии, что будешь упорно, систематически трудиться.

И как же здорово нам было, когда мы говорили о наших планах, о музыке и науке, о Торне и Гондале! Иногда она исполняла новые отрывки из «Квинтета государства Торн». У нее был старый, приобретенный по случаю за доллар кларнет, и, когда она дула в него, стараясь донести до меня очередную тему квинтета, щеки у нее багровели, а глаза выпучивались. Когда я был в шестом классе, я год играл на кларнете в школьном оркестре — вот и вся моя музыкальная карьера! — но на ее кларнете у меня получалось не хуже, чем у нее. Мы с нею дурачились, заставляя бедный кларнет пищать, визжать, пукать, а как-то я даже исполнил что-то вроде «Собачьего вальса» на нем. В одну из суббот я подвез ее к музыкальной школе и околачивался поблизости, пока она давала ребятишкам урок по системе Орфа — и это тоже было здорово. У каждого из ее четырнадцати шестилетних малышей было по ксилофону, колокольчику или по паре кастаньет, и когда они все вместе устраивали на всем этом инструментарии трам-та-ра-рам, это, ей-богу, трогало. Она утверждала, что дети таким образом усваивают теорию музыки. Я же считал главным то, что они таким образом получают удовольствие, но если они долго будут так заниматься, то рискуют получить еще и заболевание среднего уха. Потом я повез ее обратно, по дороге мы съели по куску мяса с жареной картошкой и, подъехав к ее дому, обнаружили возле калитки ее отца.