Рейнбоу Рауэлл - Фанатка

– Как мокрые «Читос».

– Ужас! – возмутилась Кэт. – Зря ты это сказала.

– Такое ощущение, что тебе неприятно мое присутствие.

– Оно всегда было мне неприятно, – сказал Саймон, собираясь пройти мимо соседа по комнате.

– Учтено. – Баз закрыл собой проем. – Только так было раньше. Но потом ты решил, что мое присутствие приятно тебе, что жизнь – пустая скорлупа, если где-то рядом не бьется мое сердце.

– Когда я это решил?

– Может, это я решил. Не бери в голову. Да и какая разница.

Саймон глубоко и прерывисто вздохнул.

– Сноу, ты нервничаешь? – спросил Баз.

– Немного.

– Алистер всемогущий, я не думал, что доживу до этого дня.

Возле Шрэм-Холла их ждал Алехандро. Он вежливо пожал руку Кэт.

– Манеры братства, – с гордостью сказала Рен. – У всех братьев они хорошие.

Хандро состоял в братстве Восточного кампуса, которое называлось «Дом на ферме».

– Оно правда так называется, – пояснила Рен.

Большинство парней из «Дома на ферме» специализировались в области сельского хозяйства и приехали из отдаленных районов Небраски. Хандро был родом из городка Скоттсблафф, на границе с Вайомингом.

– Я даже не знала, что там живут мексиканцы, – заметила Рен, – но он говорит, что там огромная община.

Хандро сказал не так уж много: «Кэт, наконец я с тобой познакомился. Рен постоянно о тебе говорит. Когда появляются твои рассказы о Саймоне Сноу, она не разрешает общаться с ней, пока не дочитает».

Он выглядел как большинство бойфрендов Рен: короткая стрижка, выбритое лицо, телосложение футболиста. Но Кэт не могла припомнить, чтобы сестра смотрела хоть на одного из них так, как на Алехандро. Как будто теперь «обратили» ее.

Ливай вернулся из Арнольда к десяти вечера.

Кэт успела принять душ и переодеться в пижаму. Ей показалось, что выходные продлились не два дня, а два года. «Время первокурсников идет иначе», – сказал бы Ливай.

Он позвонил и сообщил, что приехал. Зная, что они снова в одном городе, Кэт с новой силой затосковала по Ливаю. Это чувство росло внутри ее, в области живота. Почему все постоянно твердят о сердце? Почти все, что касалось Ливая, затрагивало именно живот Кэт.

– Могу я заглянуть к тебе? – спросил Ливай, будто очень сильно этого желал. – Сказать «спокойной ночи».

– Здесь Рейган, – ответила Кэт. – Она сейчас в душе. А потом, наверное, ляжет спать.

– А ты можешь спуститься?

– И куда мы пойдем? – спросила Кэт.

– Можем посидеть в фургоне…

– На улице холодрыга.

– А мы включим печку.

– У тебя не работает печка.

Ливай замешкался.

– Мы можем пойти ко мне.

– Разве твои соседи не дома?

У Кэт словно был список аргументов, которые она по очереди называла, при этом сама не понимая, зачем делает это.

– Ну и что? – невозмутимо произнес Ливай. – У меня есть своя комната. К тому же они хотят с тобой познакомиться.

– Думаю, я почти всех видела на вечеринке.

Ливай застонал и спросил:

– Сколько правил выставила Рейган?

– Не знаю. Может, пять? Шесть?

– Хорошо, вот седьмое: больше никаких разговоров о той проклятой вечеринке, если это, конечно, не вопрос жизни и смерти.

– Но как мне тогда тебя подкалывать? – улыбнулась Кэт.

– Уверен, ты что-нибудь придумаешь.

– Вряд ли, – сказала она, – в моих глазах ты невероятно хороший.

– Кэт, пойдем ко мне. – (Она слышала улыбку в его голосе.) – Еще рано, и я не хочу прощаться.

– Я никогда не хочу этого делать, но все-таки приходится.

– Стой-ка, не хочешь?

– Нет, – прошептала она.

– Пойдем ко мне, – прошептал он в ответ.

– В твой притончик?

– Да, так все называют мою комнату.

– Ох! – вздохнула Кэт. – Я же говорила тебе. Это чересчур… Твой дом. Твоя комната. Мы зайдем туда, а там будет кровать. И меня стошнит от волнения.

– И желания?

– В основном от волнения.

– Что в этом такого страшного? В твоей комнате тоже есть кровать.

– Две! – уточнила Кэт. – И два стола. И постоянная угроза того, что зайдет моя соседка.

– Поэтому мы должны пойти ко мне. Никто никогда к нам не войдет.

– Вот я и нервничаю.

Ливай протяжно вздохнул. Словно размышлял.

– А если я пообещаю не прикасаться к тебе?

Кэт засмеялась:

– Теперь у меня нулевая мотивация.

– А если разрешу тебе первой прикоснуться ко мне?

– Издеваешься? В этом отношении я ненадежный товарищ. Я люблю руками.