Янош Хаи - Парень

Смотрел наш парень на директора и представлял, как тот подходит к училке и принимается щупать ее, еще одетую. Как его ногти шуршат по нейлону колготок, как пальцы достигают вожделенной цели, как раз там, где проходит шов, и гладят этот шов, под которым прячется тот самый вход, и, словно жезл библейского пророка, извлекают влагу. Он не думал о том, как это странно, что как раз там, где у женщины вход, на одежде находится шов, и совсем уж не думал, что подобная странность — не такая, может, и редкость в мире. Может, нам и не дано узнать многие сущностные вещи именно потому, что там, где, скажем, бог готов открыть нам возможность подойти к этим сущностным вещам поближе, — человек обязательно навесит какой-нибудь амбарный замок, закрыв перед самим собой доступ к познанию. Нет, ни о чем таком наш парень не думал, а думал лишь, что, кто знает, может, шов этот, его выпуклость доставляет женщине приятные ощущения, касаясь самых нежных, самых чувствительных мест и усиливая касание мужских пальцев, и благодаря этому женщина быстрее согласится расстаться с одеждой, — вот о чем он думал, потому что был человек практичный и мысли его сами собой сворачивали к тому, что одежда не только препятствует, но в чем-то и способствует совокуплению.

Проиграв в фантазии эту сцену, эту встречу тел директора и училки в кабинете на письменном столе, среди коньячных рюмок, наш парень почувствовал, что его вот-вот вырвет, вырвет на ковер директорского кабинета, на стол, на то место, где, должно быть, сидела историчка. И это нормально, думал он, человек так и должен себя чувствовать в такие моменты, — и очень удивился, когда обнаружил, что мысли эти пробудили в нем похоть. Пробудили желание самому попробовать то, на что намекал директор. В общем, все уладим, говорил свое тот. Наш парень ничего ему не ответил. Он пошел домой и уладил свою проблему в уборной. Пока что этот способ был для него самым доступным: ведь он еще не был директором.

Как директор и сказал, через три года педагогический коллектив избрал в директоры нашего парня; сельский совет тоже был за него. Получение им директорской должности стало однозначным итогом общей воли, так что новый статус его был тверд и неколебим, как гранит. В какой мере это зависело от нашего парня и в какой — от связей прежнего директора, определить трудно. Тут ведь нельзя не учитывать и то обстоятельство, что, кроме математика и учителя труда, мужчин в школе не было. Но про трудовика все знали, что он алкоголик, что жене изменяет, к тому же регулярно колотит ее, математика же все немного побаивались, очень уж он строгий, да и нельзя забывать, что он хорошо считает, а это к хорошему не приведет, особенно при распределении премий; больше того, у него, у математика, много таких политических знакомств, которые к этому времени начинали становиться подозрительными, а кое-кто вроде бы что-то слышал даже о его связях с секретными службами. Сельсовет почти весь состоял из мужчин, а они как-то с трудом могли представить, чтобы директором школы стала баба; одним словом, из мужчин мог идти в расчет только наш парень, который, правда, тоже пил, но зато жену не колотил, да жены у него и не было, в политическом же плане был чист абсолютно. Удивительнее то, что и педагогический коллектив единогласно проголосовал за парня, хотя там почти все были женщины; точнее говоря, единогласно — при одном воздержавшемся, которым скорее всего и был наш парень, хотя некоторые считали, что трудовик, а может, математик, который втайне сам метил на директорское кресло. Женщины же дружно проголосовали за нашего парня, никто из них возможностью выдвинуть альтернативного кандидата не воспользовался. Потому, наверное, что ни одна училка просто не вынесла бы, чтобы кто-то из них, из женщин, чей статус до сих пор был абсолютно одинаковым, — чтобы кто-то из них, да еще по их собственной воле, вылез наверх, после чего им пришлось бы работать под ее началом. Недоброжелательство к ближнему своему или, если говорить точно, к ближней своей, которое в женской душе занимает одно из главных мест, по своей интенсивности уступая разве что любви да потребности родить ребенка, — полностью исключало вариант, при котором директором школы могла бы стать женщина. Хотя вполне можно допустить также, что и мужья провели дома разъяснительную работу, уговаривая жен, что наш парень — как раз то, что надо. Нет, не из мужской солидарности и не потому вовсе, что, скажем, ненавидели таких людей, как учитель труда, который избивает свою жену до крови, и они не могли представить, чтобы человек, склонный к семейному насилию, стал директором школы, — нет, они просто считали, что внешность нашего парня до того непрезентабельна, что даже директорский пост не способен ее скрасить. Пока директор — наш парень, думали они, можно не опасаться, что их женам что-то грозит, что они, независимо от возраста и степени привлекательности, могут стать объектом сексуальных притязаний с его стороны, — хотя сами-то мужья к своим женам давно уже никаких притязаний не испытывали, а если притязания у них и появлялись, они предпочитали лучше напиться, чем удовлетворять их с помощью собственных жен, — однако при всем том они не хотели бы, чтобы кто-то другой, будь он кем угодно, получал бы удовольствие посредством того, что принадлежало только им.