Сергей Кузнецов - Калейдоскоп. Расходные материалы

Александр протягивает руку и легонько гладит Ингу по волосам. Она открывает глаза и уверенно говорит:

– Если родится девочка – назовем ее Яной.

Старое черно-белое фото, выцветшее, тусклое. Сепия, подернутая пылью времени. Смазанные контуры, крупнозернистый туман, патина, скрывающая очертания пяти фигур, – двое мужчин и три девушки. На обороте записка, лиловыми до прозрачности чернилами, со всеми положенными «ятями» и «ерами»:

…Я дважды бежал из Парижа, оба раза – позорно и трусливо. Первый мой побег был отмечен городским потопом, второй – преддверием потопа мирового. Зная то, что мы знаем теперь, могу сказать, что лучше бы я увез в Париж Варю и Танюшу, чем вернулся к ним в Москву. Возможно, Варя была бы еще жива, а Таня вела бы иную жизнь, чем та, что уготована ей здесь.

Прозрачной июньской ночью 1913 года я бросился в мутную воду Сены – но слепая, юная жажда жизни оказалась сильнее великой реки. И теперь, если я и верю в грех самоубийства, то в грех самоубийства неслучившегося, он же грех трусости. За этот грех я и расплачиваюсь. Подумать только, я мог бы умереть в июне тринадцатого, не узнать Великой войны, крушения России, гибели Вари и позора Танечки!

Я пишу на адрес журнала, где прочитал ваши стихи, – и, надеюсь, письмо найдет вас. Если вы по-прежнему дружны с прелестной Марианной – передайте, что любовь к ней могла бы меня спасти, если б меня не погубила собственная трусость.

Той первой ночью Саманта не могла уснуть. В тесном, с боем взятом номере аэропортовской гостиницы Джонни тихо посапывал в детской кроватке, Алекс спал, раскинувшись на своей половине постели, и Саманта легла щекой на его руку, как на подушку – чтобы было не так одиноко.

Но стоило закрыть глаза – и вот она снова в лесном лагере герлскаутов, возле Нью-Лексингтона, штат Огайо.

В палатке душно, жужжат комары, Люси и Синтия спят, а маленькая Саманта проснулась: ее разбудила сирена воздушной тревоги. Саманта сразу поняла: это война, Советы сбросили атомную бомбу, может быть – запустили ракету. Было тихо, но она не сомневалась: в этот час сирена воет во всех городах Америки, и только здесь, в лесу, они не знают ни о чем. Надо разбудить мисс Бойер, сказать, что началась война и нужно срочно возвращаться, спасаться, бежать в бомбоубежище. Но Саманта понимает: они не успеют, уже поздно, они никогда не вернутся домой.

Это только сон, говорит себе Саманта, только сон. Но всю ночь лежит в темноте, в липком холодном поту – то ли никак не уснуть, то ли никак не проснуться.

Каменные ступени изъедены лишайником. Чуть выцветшая за лето зелень со всех сторон обступает дорогу. «Как джунгли, – думает Саманта, – как фильм про Индиану Джонса. В поисках сердца тьмы».

Ну да, Алекс – Индиана Джонс, а она – типичная голливудская блондинка, беспомощная и опекаемая. Алекс должен отломать каблуки у модельных туфель и разорвать на ней узкую юбку, чтоб не мешала при ходьбе, – будет как в кино.

Никакой юбки и туфель, на Саманте – джинсы и кроссовки. Еще на втором курсе Университета Айовы решила – никаких юбок, никаких каблуков, никакой одежды, подчеркивающей женскую слабость и виктимность. Стала одеваться как самые крутые девочки на кампусе, – мешковатые куртки, свитера, джинсы, «мартенсы», в крайнем случае – кроссовки. Как бы она хотела родиться не голубоглазой блондинкой, а смуглой брюнеткой, с примесью мексиканской – или даже африканской – крови! Одно время даже думала перекраситься – но презрение к любой фальши взяло верх. Если родилась со светлыми волнистыми волосами – так и живи. Принимай себя и свое тело таким, как оно есть. Даже если длинные ноги и высокая грудь превращают тебя в куклу Барби. Все равно ты можешь жить как взрослая сознательная женщина.

Саманта улыбается, вспоминая давний молодой задор. Плюс десять лет и тридцать фунтов веса – какая уж тут Барби! Но кроссовкам и джинсам она не изменила.

Алекс идет впереди упругим шагом спортсмена. Джонни что-то спрашивает про мавров, курчавая голова мальчика почти задевает ветви над тропинкой. Саманта не может отвести глаз: широкая спина Алекса в потертой кожаной куртке и разноцветное пятно рубашки Джонни, сидящего у Алекса на плечах. Сердце то и дело замирает в груди – нет, не от счастья. Саманте хочется верить: ей просто не хватает дыхания.

Сегодня стыдно быть счастливой.