Олжас Жанайдаров - В середине дождя

— Осенью Вадим придет в институт. Там я его и встречу.

— Мне кажется, ни ты, ни я больше никогда его не увидим.

Она оказалась права. Я не встретил Вадима ни осенью, когда после каникул пришел в институт, ни зимой, когда началась сессия. Я его вообще больше не увидел. Он уехал в Америку, не оставив после себя ничего, кроме воспоминаний. Мы расстались с ним так же, как и познакомились — совершенно случайно.

В октябре Таня ушла из борделя и уехала обратно в Иваново, вместе с мамой и братьями. Она захотела поменять свою жизнь, в очередной раз. Начать ее заново — там, где эта жизнь когда-то возникла.

Тем вечером я провожал ее. Мы стояли на платформе, сырой и пустой. Таня крепко обняла меня, поцеловала и сказала: "Не пропадай опять на шесть лет". Когда поезд тронулся, она помахала мне из окна рукой.

А через несколько дней я поехал к Ане, в Питер. На нашу четвертую встречу.

Октябрь в том году в Москве выдался удивительно теплым и сухим. Желтые, красные листья усеивали дороги и аллеи, один за другим отключались фонтаны, а в воздухе продолжало пахнуть чуть сырым, но все же летом. Прогуливаясь вдоль канала, я наблюдал купающихся — и прохладным утром, и свежим вечером. Солнце в закат садилось медленно, алея на раздевающихся людях, и на раздевающихся деревьях. Придя домой, я подолгу стоял у окна, глядя в осенний вечер, вдыхая осенний воздух, втекающий в открытую форточку. Я прикладывал лоб к оконному стеклу — стекло было холодное и тем приятное.

"А у нас в Питере дожди. Не забудь взять зонтик" — написала Аня за день до моего приезда.

Но зонтик я все-таки забыл. Вечерело, мелкие гулкие капли летели с неба на землю — свет фонарей на вокзале был смазан этим обволакивающим, типично питерским дождем.

Кто-то тронул меня за руку. Я повернулся. Рядом под зонтом стояла Аня. Она улыбалась.

Мы доехали за сорок минут. Я пытался в сумерках, сквозь залитое дождем окно автобуса разглядеть места, мимо которых мы проезжали, но видел лишь свет фар, темные лужи, гнутые очертания деревьев.

Выйдя из автобуса и пройдя сквозь ряд домов, мы остановились у девятиэтажного здания. Это было общежитие. Анин номер располагался на восьмом этаже, в конце длинного коридора с обшарпанными стенами. Зайдя внутрь, я оказался в крохотной прихожей с ванной и туалетом. Отсюда можно было попасть в две комнаты, одна из которых была комнатой Ани. Сняв верхнюю одежду и обувь, мы зашли. Аня закрыла дверь, включила верхний свет. Потом повернулась ко мне.

— Вот здесь я и живу, — сказала она.

Комната была небольшой. Напротив двери располагалось окно, довольно огромное для комнаты такого размера. Оно было задернуто тюлевыми занавесками. В углу, на подоконнике стоял горшок с кактусом.

Я сразу же вспомнил фотографию, которую Аня присылала мне весной. Посмотрел налево — над заправленной кроватью висела географическая карта России. Рядом с кроватью стоял большой шкаф для одежды. Одна из створок его дверей была зеркальной. Между шкафом и окном висела небольшая картина: на ней толстый и полосатый кот ел бутерброд.

На столе у окна располагался компьютер, канцелярские приборы, бокс для дисков, лежали тетради, разные бумаги. Обычный рабочий беспорядок. На черном кресле-вертушке высилась стопка книг. На пол, покрытый ковром, упал исписанный тетрадный лист.

Справа располагалась еще одна кровать. Вплотную к кровати было придвинуто большое мягкое кресло, над которым свисало бра. По всему креслу были разбросаны мягкие игрушки разного цвета и размера — коты, собаки, слоны, медвежата. Я увидел там и свой подарок Ане — плюшевого рыжего кота.

Аня прошла вперед, подняла с пола лист, положила на стол. Переложила туда же книги с кресла-вертушки. Села, глянула на меня.

— Тесновато, конечно, — сказала она.

— Зато очень уютно. А где соседка?

— Уехала на выходные к себе домой. Кушать хочешь?

— Чаю бы попил.

Она прошла на маленькую кухню, которая была устроена в углу комнаты. Здесь была электроплитка с двумя конфорками, лежали разделочные доски, столовые приборы, банки, пачки, пакеты. Рядом со столом стоял маленький холодильник.

Помыв руки и вернувшись, я сел за стол. Аня резала хлеб. На столе уже было выложено печенье, масло, варенье, печеночный паштет, сыр.

Я посмотрел в сторону окна и только сейчас заметил рисунок, висевший на стене под книжной полкой. Тот самый портрет Ани с котенком, который я нарисовал в Москве. Я тут же вспомнил про Белоглазика. Но о том, что сказала тогда мама, Ане решил не рассказывать. Не хотел расстраивать.