Олжас Жанайдаров - В середине дождя

Я улыбнулся и вспомнил про свой подарок. У Ани неделю назад был день рожденья.

Я достал из сумки мягкую игрушку — рыжего кота. Протянул Ане:

— С днем рожденья.

Она взяла кота с застенчивой улыбкой. На левой щеке на миг возник румянец. Ей было приятно, я это видел.

— Спасибо. — И еще раз повторила. — Спасибо.

Открыв сумочку, Аня положила туда кота. А я вспомнил нашу встречу в Питере. Мы сошли с эскалатора, и я спросил:

— Ты всегда носишь с собой в сумочке мягкие игрушки?

— Привычка. С детства. Когда ходила в школу, в ранце у меня всегда валялась какая-нибудь игрушка.

— Суеверие?

— Не знаю. Не думаю. Просто… — Она недоговорила. — Не сочти меня инфантильной.

Мы вышли к Павелецкой площади, перешли через трамвайные пути и направились вдоль Садового кольца.

Аня достала из сумочки солнцезащитные очки. Те самые, что были на фотографии.

— А я на вторую работу устроилась. Хочу на отпуск заработать. В августе, наверно, на юг поеду с подругой. Не могу без моря.

Аня работала в бухгалтерии книжного магазина. Теперь она устроилась туда же продавцом-консультантом на полставки.

— Интересно?

— Не очень. Большие скопления народа меня утомляют. Ты же знаешь — я люблю тишину.

Воздух пропитался полуднем. У двери учреждения, щурясь на солнце и зевая, скучал охранник. Аня сняла курточку и понесла ее в руках.

— Еще скучновато, конечно. О чем у нас на работе говорят? Тряпки, косметика, диета, парни. Чувствую себя белой вороной.

Она поправила спадающую прядь волос. А я все не мог придумать подходящую тему для разговора. В какой-то момент я даже пожалел, что мы встретились сегодня. Я был во власти непонятной меланхолии.

Свернув на Пятницкую улицу, мы увидели белый свадебный лимузин. Жених под смех гостей безуспешно пытался открыть бутылку шампанского. Невеста смеялась громче всех.

— А я на прошлой неделе был у друга на свадьбе, — сказал я.

— А кто твой друг? — спросила Аня.

— Сергей. Из института. Пару недель назад как раз диплом получил. Хороший парень. И девушка хорошая. Я тебе про них рассказывал. Это им мы в Питере купили картину. Встречаются еще со школы. Идеальная пара.

— Никогда не видела таких пар…

— Они — как две половинки. Но это действительно редкость.

— А ты веришь в идеальные отношения? В идеальную любовь?

— Мне бы поверить хотя бы в обычную, — сказал я. — А ты?

— Любовь может быть вечной. Но не идеальной.

И добавила:

— Но любовь в жизни обязательно быть должна. Пусть не идеальная и не вечная.

— Ты не можешь себе представить жизнь без любви?

— Нет, не могу. Это невозможно. "Любовь — это пятое время года".

Мы шли рядом, как тогда, в Питере, шли беспечно, просто. Как будто виделись в последний раз не два месяца назад, а вчера.

— Кстати, вот там, — я показал налево, — Третьяковка. Только мы туда не пойдем.

— Почему?

— Это Москва с открыток. В Третьяковке ты можешь побывать в любое время. А я хочу показать тебе свою Москву. Как ты тогда показывала — свой Питер.

— Как скажешь. Тем более такая погода…

Погода и впрямь была замечательной. Солнце светило вовсю, а на небе не было почти ни одного облачка. Только на синем краю пятном белой краски застыло одно-единственное облако продолговатой формы. Чем-то оно было похоже на удава, который съел слона. Или на шляпу.

Мы вышли к набережной и свернули в сторону Болотной площади. Там в очередной раз подождали, пока загорится зеленый свет.

— Как же много у вас машин, — заметила Аня. — Даже немного страшно.

— Ты боишься машин?

— Если честно — да, — сказала она после некоторого молчания. — В детстве я видела, как человека сбил грузовик. Это было ужасно. Впечатление на всю жизнь.

Аня об этом мне раньше не говорила и не писала. Я и не догадывался.

Когда загорелся зеленый свет, я взял ее за руку и повел через дорогу. Это получилось абсолютно неожиданно и вместе с тем — как будто, так и должно быть. Я взял ее за руку, как она меня — тогда в Питере, на крыше. Я опасался, что Аня отдернет руку, но она послушно вложила свою руку в мою. Будто с самого начала ждала.

Мы вышли к аллее на Болотной площади. Я отпустил Анину ладонь — за это время мы не произнесли ни слова. Но я понял, что каждый раз, переходя дорогу, я буду брать ее за руку.

Зеленые деревья на Болотной площади, как часовые, скучали вдоль аллеи. Неподалеку жужжала газонокосилка. Мы прошли мимо скамеек, на которых расселись разморенные солнцем прохожие, к железным воротам, за которыми была установлена скульптурная композиция. Под ногами шуршал гравий, узорчатый створ ворот при открытии чуть скрипнул.