Адам Тёрлвелл - Политика

Друзья Хендерсона тоже думают, что он со Стейси держится слишком наособицу. У них на этот счет собственная теория. Они считают, что Хендерсон прячет от них Стейси из-за ее, так сказать, размеров. Стейси совсем не худышечка. Друзья Хендерсона поддразнивают его, что ему просто нужна мамочка. Мамочка с большими сиськами. Они говорят, что член Хендерсона привязан к Стейси прочной пуповиной.

Нет, конечно же, Нана и Моше совсем не такие, как Стейси и Хендерсон. Все романы отличаются друг от друга.

У Наны и Моше был неромантический роман.

По соседству с Наной, Анджали и Моше в “мой-баре”, в кожаном кресле у окна, сидела девочка. Из-под ее оливковой банданы торчала косичка.

На конце косички красовался тугой бант из ярко-бирюзовой фланели.

Девочка была француженкой. Француженкой из Алжира. Она разговаривала с другой француженкой из Алжира.

— Ви, — сказала она, — Ви. Эгзагдеман. Дан ля ви. Ви.

Потом она сняла оливковый джемпер, под которым оказался черный топ без рукавов. На нем красовался голубой вопросительный знак с женским символом вместо точки — кружок с крестиком внизу.

Рисунок на топике был рекламой. Девочка заправила под топик тоненькие черные лямки лифчика. Нана смотрела на нее. Анджали смотрела на нее. Анджали смотрела, как Нана смотрит на нее.

Нана не была лесбиянкой. Она повернулась к своему парню. Она спросила у него, как он.

Моше, как выяснилось, был несчастен. Его слегка подташнивало от изысканных пряностей. Он облизал испачканный в еде палец.

— Мне так нравится, что ты все доедаешь, — сказала ему Анджали. — Даже если не платил за еду, все равно съешь все до кусочка.

— Точно, — сказала Нана, улыбнувшись, — это его пуританская половинка. Не выносит расточительства.

Моше развел руки жестом “ну чего пристали?”.

— Как там этот стиль, ну тот, в Индии, ну, который Лютьенс?… — спросил он.

Но Анджали уже перебила его.

— Ой, этот браслетик, тааакой классный. Я тебе скаала в тот раз? ну, тогда, что он такой милый, бесподобный просто. Где купила? — спросила она у Наны.

— Ну все-таки, как он называется? — спросил Моше.

— Ой, правда? — сказала Нана. — Правда-правда? Нет, ты не скаала. Я ужинипомню даже, может у Хокстона в бутике, или нет нет нет нет точно маленькая такая лавочка, во дворе, ну знаешь там если чуть пройти по Брик-лейн, там дворик такой с магазинчиками. Точно, помойму там где-то, — сказала она. — И еще я там нашла напульсник таакой клевый, в па-а-алосачку красно-бело-синий, и написано “Я люблю Париж” и Эйфелева башня маленькая привешена. Надо туда съездить, точно. Не в Париж, на Брик-лейн.

— О, точно, — сказала Анджали. — Классно, надо съездить.

— Ну, вопщем, — сказала Нана, ухмыльнувшись, — в Париж тоже можно.

— А я тебя водил уже на Брик-лейн за рогликами с начинкой? — спросил Моше.

— За рогликами? — спросила Нана. — Ты говоришь “роглики”?

— Ну, да. А что? Нельзя?

Анджали закурила.

— Рогалики, — сказала Нана. — Это называется “рогалики”.

— Ну не знаю, — сказал он, — может, в Эджвере и говорят “рогалики”, а у нас так “роглики”. И вообще.

Анджали выпустила в сторону Наны струйку дыма и замахала руками, разгоняя его.

— Так ты из Эджвера? — спросила она. Спросила у Наны.

— Ну да, — сказала Нана.

— Во даешь, — сказала Анджали. — А я из Кэнонс-парка.

— Правда? — Нана просто пищала от изумления.

— И вообще, — сказал Моше, — всетки надо туда съездить, в булочную на Брик-лейн. Там все такое дешевое, типа пенсов псят за роглик, что-то так. С сыром, с лососем, и еще всякие.

— Да знаю, знаю, — сказала Нана.

— М-м-м, — сказал Моше.

— Там так классно, — сказала она Анджали, — када идешь поздно из клуба, или еще как.

— Да, точно, — сказала Анджали.

— Отличное место, эта Брик-лейн, — сказал Моше, — роглики там и этот бар, как его, “Двести девяносто один”, или нет, “Сто девяносто два”, нет, вспомнил, “Девяносто три фута на восток”. И еще карри, — добавил он. — Там ресторан есть, “Прим”, знаете? Индо-сарацинский стиль, вот.

— Как? — переспросила Анджали.

— Индо-сарацинский стиль, — повторил Моше. — Ну, в котором строил Лютьенс. В Индии, Нью-Дели. Дворец, готика экзотики.

— А, да, — сказала Анджали, — и чего?

— Нет, ничего, — сказал Моше, — ничего, просто мне нравится, типа. Ну, разговор поддержать.

— Знаешь, — сказала Нана, — больше всего зданий в стиле “Баухаус” в Тель-Авиве. Они там строили дома для рабочих.