Ноэми Норд - Бедные звери шизария

В тюрьме — отбудешь свой срок — и выйдешь на свободу. А дурдом прописывается пожизненно, и вместе с ним черный ледяной страх перед немилостью врачей и перед далеким распахнутым миром, который отныне списал тебя в расход.

И снова я в кабинете у врача.

— Расскажи, когда у тебя э т о началось?

— Что — началось?

— Когда ты начала писать жалобы?

Следующие вопросы буквально засыпали меня:

— Какая у тебя мать? А почему не работаешь? А вот тут какой-то журналист Рогов пишет, что ты собираешься выехать в Израиль…Собираешься?… А голодовка была? В деле написано, что у тебя "злостное хулиганство". Это же пять лет тюрьмы! А почему все соседи жалуются на тебя?…Как ты сюда попала? Ты знаешь — почему ты здесь?

Я была не в состоянии ответить на эти вопросы. Какое такое "Злостное хулиганство" А вот, Рогов, гебисткая сволочь, стукач и подонок. Рано или поздно разберусь с ним до конца… А насчет Израиля… При чем тут Израиль? Вспомнился гнусный крик подонка: "Жидовка, убирайся в свой Израиль… Гадины гебисткие…Суки… Упекли… Грозили, вызывали, делали вид, что не при чем. Вспомнился начальник КГБ Каширин, это он разбирался в конфликте с Роговым. Моя статья о гебистской цензуре (о нем же), которую он потребовал подписать на память, не обернулась взаимным примирением… Рогова после конфликта здорово повысили… вот мне запретили все публикации.

— Как я сюда попала?… Приехала из Москвы, вдруг около подъезда меня схватили, избили, санкции на арест не показали… Все-таки не сталинская эпоха! Отпустите!

— Если в деле нет санкции, я тебя отпущу… Выйди, подожди за дверью.

Пока врач листала уголовное дело, я была уверена, что не имеют права ни одной минуты задерживать меня здесь… В моей голове отчетливо сложился план мести. Только выйду — сразу пойду к прокурору, в оскву поеду разобраться, к журналюгам знакомым, всех подниму — но не оставлю сволочей безнаказанными.

Не имеют права!

Не имеют права!

Врач вышла из кабинета и, ни разу не взглянув на меня, совершенно забыв, что я жду ее резолюции об освобождении, заспешила по своим делам. Я догнала удаляющийся на большой скорости белый халат:

— Мы не договорили… санкции нет….

Но она высокомерно отрезала все мои "почему":

— Не проси! Есть там санкция! Есть! — больше она не стала ничего объяснять.

— Но?

— Что?! Снова хочешь?!… С н о в а?

Моя постель оказалась под роскошной пальмой. Это было излюбленное место блатной "малины". Компанию составляли самые молодые обитательницы Коридора: наркоманки, хулиганки, подозреваемые, изолированные от общества добропорядочных людей. Это была та самая пропащая "подворотня", на которую шикают старушки, фыркают домохозяйки, и мимо которой проходят на цыпочках гениальные чада со скрипками.

Дикие дебилы из "наблюдательной" продолжали выть и орать, но, казалось, что я была уже далеко. Милые густо накрашенные девчоночьи лица вернули меня из мира отчаянья в мир иного страдания — сострадания к грубости напоказ и агрессии ради защиты глубоко запрятанных нежных несовременных душ.

Возраст малины — от пятнадцати. И все — в радужном оперении импортной косметики. И у каждой — невыносимо печальные глаза.

Под пальмой собирались по утрам. Усаживались прямо на полу, делились новостями, махрой, сигаретками, шипели на вредных санитарок, насмерть впивались в крохотные зеркальца и пятачки теней.

— Вот, гады, легавые! Отсюда не убежишь!

— Экспертиза — это надолго…

— Правда, что ты двух ментов избила? — спросили вдруг меня.

— Я? Двоих?

— Мы видели, как тебя привели…

— Они говорили тут всем, что ты их избила… Поэтому тебя привязали и кололи… Здесь обычно так щедро не закалывают… Лекарства мало… Всем не хватает… Даже тем, у кого ломка — не дают.

Девчонки явно сочувствовали моему исколотому заду.

— За что тебя так? Что ты сделала? Говорят, ты что-то написала про начальника милиции?

— За жалобы сразу "паранойю" ставят.

— Теперь ты здесь не меньше двух лет будешь сидеть!

— Разве здесь тюрьма?

— Все подследственные сначала проходят экспертизу, если признают дурой — здесь останешься. А признают умной — в тюрьме будешь сидеть.

— Вон там, видишь, бегает Валька, мужа топором ебанула…

— Подследственных гулять не выпускают, никаких свиданий нельзя.

— В тюряге лучше. После нее вся жизнь — впереди.

— Если сюда попадешь — до смерти не расстанешься.

— Ленка за поджог уже два месяца здесь сидит. Скоро ее на суд увезут… И тебе сиде