Анна и Сергей Литвиновы - Над пропастью жизнь ярче

А ей вдруг вспомнилось: сын в первом классе, и она отпросилась с работы. Пришла – вместо няни – сама забрать его после четвертого урока. Как он обрадовался! Как бросился ей навстречу! Мчался, самозабвенно, расталкивая других первоклашек. Добежал, обнял, прижался крепко-крепко. Руки пахнут чернилами, волосы золотятся на солнце. Лицо гордое: «Мам, я сегодня две «звездочки» получил!»

Думала, дурочка: пробегут года и уже он ее будет забирать – из уютного особнячка, вывозить на прогулку. Сладко так мечталось: чтоб Виктор в хорошем костюме, на дорогой машине, а она рядом с ним, ухоженная, беззаботная, в западном стиле старушка.

Не получилось.

Скрипнула дверь, потянуло куревом.

Антитабачные законы в туберкулезной больнице не писаны. Пациенты смолят в туалете. Людмила Аркадьевна однажды спросила у медсестры: «Пожарные вас не штрафуют?»

– Да все время, – отмахнулась та, – но что поделаешь? Не на улицу же послеоперационных гонять?

Странные люди. Укола с анальгином – не допросишься, в самоволку – не выпустят. А курить даже помогают иногда, под руку ведут.

Сплелось в одно целое зло, добро, любовь, смерть.

Виктор, когда изредка бывал в духе, ей рассказывал: в отделении – постоянно романы. Болезнь способствует, постоянный хотюнчик. У всех: у самцов, у фемин. Нычка – под лестницей или в палате реанимации можно сокрыться, если пустая.

Людмилу Аркадьевну местные дамы, серолицые, без зубов, приводили в ужас. Сын хохотал:

– Мы на лицо им, что ли, смотрим?

А когда-то ее мальчик учился в Финансовой академии. Играл в гольф. Ходил на приемы в посольства и в Большой театр на премьеры. Имел собственный столик в фешенебельном ресторане «Омар».

Слезы щипали глаза. Людмила Аркадьевна зажмурилась: нельзя показывать, как ты устала, как ты слаба.

Но сын все равно почувствовал. Открыл глаза, улыбка – будто тень. Спросил:

– Мам… За что это нам с тобой, а?

Всю, всю себя отдала бы до капли, лишь бы обернуть время вспять. Оберечь его. Остановить.

– Не могу, – прохрипел. – Как будто клещами рвут. Изнутри.

Закашлялся, лицо скривилось в страдании.

В тысячный раз говорить неправду? Что все хорошо и что он поправится?!

Помчалась за медсестрой. Та скривилась:

– Промедол у нас учетный. Ему не положено.

Но купюру оттолкнула:

– Убери. Ладно, сделаю сейчас, так и быть.

После укола сыну стало полегче. Есть, конечно, не стал, но хотя бы воды выпил. И рука не ледяная, а как слабенькое, осеннее солнце. Она долго сидела рядом, грела его своим теплом. Попыталась было болтать, но сын попросил:

– Мам. Не утешай. Не надо.

В палату сунулась медсестра, рявкнула:

– Вы тут еще? Я сейчас корпус запираю!

– Я ухожу, – Людмила Аркадьевна покорно поднялась.

– Только папироску мне дай! – подсуетился сосед по палате.

Нахально выдернул из рук всю пачку и ускакал.

А сын вдруг приподнялся на кровати. Скрипнул зубами от боли.

– Сыночка! Тебя в туалет проводить? – засуетилась мать.

– Нет, – он снова откинулся на подушку. Закрыл глаза. Тихо произнес: – Знаешь, когда наркоз отходил, мне типа видение было. Девчонка одна. Смешная такая, ершистая. Умная. Нежненькая… Студентка.

Замолчал. Кадык дергается, лицо сводит судорогой. Наконец заговорил снова:

– Отбивалась, кричала: «СПИД у меня!» А я не поверил.

Людмила Аркадьевна смотрела растерянно. Бредит? Или правда?

Но на всякий случай спросила, небрежно, словно бы между делом:

– А как ее звали, твою студентку?

Лицо Виктора просветлело:

– Сашенька… Саша. Фамилии не помню. Вроде ненавидеть ее надо, а не могу…

– К черту аудит и консалтинг. Это мать Виктора, – тихо произнес Зиновий. – И ей что-то надо от нашей дочки.

Сашу бросило в краску.

– К-какого Виктора? – прошептала она.

Ее любимый улыбнулся. Печально и понимающе.

– Виктора Валерьяновича. Помнишь? Мы с тобой на него работали. А однажды – ты его на охоту возила.

Александра молчала. Смотрела в пол.

Зиновий молвил:

– Я не терял его из виду. Всегда присматривал: чем он занят? Он, к счастью, меня не искал. Видимо, поверил в мою смерть. А лет десять назад я узнал: Виктор – ВИЧ-инфицирован.

– Нет! – вырвалось у Саши.

– Ты с ним спала?

Она молчала.

– Саша, я ни в чем тебя не обвиняю. И никогда бы этот разговор вообще не завел. Но сейчас речь о нашей дочке. Просто скажи: да или нет.

– Да, – выдохнула она.

И убежала в ванную комнату плакать.