Гюнтер Грасс - Собачьи годы

И все вокруг ему подмигивают, указывая или кивая, так, во всяком случае, Матерну кажется, на него, Матерна, и на помолодевшего пса. Мол, так держать! Ай да молодец! Браво, Золоторотик! Экую птицу словил!

Кстати, о птичках. Когда Матерн возвращается с двумя парами шерстяных носков и рубашкой на смену, он застает своего нового знакомца в окружении пяти или шести чижиков. И чем они занимаются, эти мальчики-красавчики? Дурачатся напропалую на пятачке между кассами подземки и книжной лавкой Хайне, приплясывая вокруг него и его слегка отбивающей такт тросточки, трещат и попискивают, словно высоковольтные провода, вообще устраивают птичий переполох, вдобавок вывернув наизнанку свои пиджачишки, и вот так, подкладкой наружу, очень сильно смахивают на родственников той птичье-пугальной семейки, что совсем недавно проводила эстафетные бега взапуски вдоль поспешающего на всех парах скорого межзонального, — словно теперь, по прибытии оного на вокзал Берлин-Зоологический сад, они вот только что примчались передать, вручить вверенную им весть, пароль, послание, а заодно и громко провозгласить: «Он приехал! Приехал! Сейчас будет здесь, только вот купит себе бритвенный прибор да носки и рубашку на смену!» Но все чижики разлетаются, как дым, едва Матерн с помолодевшим псом и аккуратными свертками подходит к Золоторотику:

— Ну что, идем?

Идти-то всего ничего. Сегодня этого кабачка уже нет, но вообще-то вот он, едва наша троица выходит на Харденбергштрассе, прямо напротив кинотеатра «Новости дня», который сегодня, правда, тоже уже в другом месте. Нет, им не в универмаг «Билка», а вот сейчас на зеленый, через Йоахимтальскую, потом десяток-другой шагов по улице Канта, и сразу за магазином спорттоваров их радушно приветствует светящаяся неоновая вывеска: «АННА ХЕЛЕНА БАРФУС» — та самая, что сегодня давно уже моет бокалы за совсем иной, небесной стойкой, но сейчас, когда наша троица на подходе, царственно восседает еще за вполне земной кассой. Когда-то это был дешевый кучерский кабак. Теперь дорожные полицейские захаживают сюда после дежурства. Но и профессора-искусствоведы со Штайнплац [428], и любовные парочки за полчаса до киносеанса. Время от времени появляются и сомнительные личности, которым приходится часто менять профессию. Эти подолгу стоят у стойки, только время от времени, от стакана до стакана, меняют ногу. В придачу надо бы упомянуть юркую пожилую тетю вечно в одной и той же шляпке, которая неизменно получает здесь даровое дежурное блюдо, за что Анна Хелена заставляет ее отчитываться обо всех ее театральных впечатлениях в Фольксбюне [429]— от последней премьеры Артюра Адамова [430]до очередных оваций, сорванных Эльзой Вагнер [431]; ибо сама Барфус походов в театр позволить себе никак не может — касса у нее звенит, не умолкая. И здесь тоже все Золоторотика знают. Его заказ, — «горячий цитрон, пожалуйста» — никому, кроме Матерна, не кажется странным.

— Это из-за горла, да? Однако и сильную же простуду вы подцепили. Еще, чего доброго, будет катар курильщика. Вон вы как садите, смотреть жутко.

Этому голосу Золоторотик внимает вдумчиво. Посредством соломки сообщается с горячим цитроном. Но слушать Матерна и потягивать цитрон — это лишь два дела; третье же — курить сигареты одну за одной, от чинарика одной прикуривать следующую, сам же чинарик немедленно летит за спину: и хозяйка, оторвавшись на секунду от перипетий театрального действа, пересказываемого за даровым дежурным блюдом, одним движением бровей повелевает кельнеру загасить чинарик — но уже после того, как господа расплатились за два пива, один цитрон и три котлетки. Каждый платит за себя, Матерн еще и за пса.

Но и после этого Золоторотику и Матерну с новообретенным псом особо далеко ходить не надо: вверх по Йоахимстальской, потом по зебре перехода через Курфюрстендам и на углу Аугсбургской прямиком в «Белого Мавра». Там они употребляют: Матерн два пива и две рюмки пшеничной; Золоторотик досасывает очередной горячий цитрон до сладкого осадка на самом донышке; псу подается порция свежей — домашнего изготовления! — кровяной колбасы. В общей сложности четыре чинарика приходится раздавить кельнеру за спиной у курилки. На сей раз они не у стойки лепятся, а на пивной столик облокотились. Так что теперь глаза в глаза. И Матерн тоже может подсчитать, сколько раз кельнеру нужно тушить то, что Золоторотик щелкнул за спину в огне и дыме.

— Зачем вы так несусветно дымите, коли и без того простужены в дым?