Владимир Колотенко - Хромосома Христа, или Эликсир бессмертия

Прошло не меньше полутора часов прежде, чем я увидел этот немыслимый Париж во всей его красе. С небесной высоты он предстал передо мной всеми своими красками, куполами и шпилями, башенками и изумрудными садами и скверами, и серебряной лентой Сены – …Это была сказочная панорама, вылепленная из серых лепестков розы с ее карточными домиками, без шума машин и гама людей, без запахов пота и гари, даже без гомона птиц… Мне захотелось поделиться с кем-нибудь своими впечатлениями и, словно расслышав мое тайное желание, в тишину ворвался телефонный звонок.

– П-привет.

Звонил Вит.

– Где найти Жору?

Найти у Вита сочувствие или понимание относительно моих душевных радостей от встречи с прекрасным было бы по крайней мере наивно.

– Он в Японии.

– А где ты?

– На Эйфелевой башне.

– Ну, старик, – сказал Вит, – ты э-э-это хорошо придумал.

– Я, правда, в Париже.

– Хорошо живете, – сказал Вит и кашлянул.

Я молча согласился.

– Как мне Жору найти?

Я продиктовал номер.

– Он сменил телефон?

Я молчал.

– Ладно, ста-арик, пока.

Этот короткий разговор с Витом словно зашорил мне глаза, я смотрел и ничего не видел перед собой. Понадобилась минута, чтобы снова вернуться в Париж. Предместья города терялись в блекло-голубой дымке, а до солнца можно было дотянуться рукой. Здесь и дышалось легче, а купол высокого неба казался выметенным легким пуховым веником и вымыт лазурной морской водой. Чтобы ощутить легкость своего тела и посоперничать с птицами, ничего не требовалось. Нужно было чуть-чуть призакрыть глаза и слегка подпрыгнуть, и ты – как чайка, – на какие-то доли секунды ощущаешь себя парящим в свободном полете над бурными волнами жизни, свободным от забот оставшихся далеко под ногами. На целые доли секунды! Я ходил от одной смотровой площадки к другой, время от времени останавливаясь у перил и всякий раз, глядя на бесконечную едва различимую в белесой дымке линию горизонта, убеждая себя, что земля-таки круглая, а Франция с такой высоты ничем не отличается от России или от Канады и даже от Австралии. Хорошо бы увидеть отсюда закат солнца, подумалось мне. Вместе с Аней.

И какая здесь звонкая тишина! Не скрою, я был поражен ощущением, которого давно не испытывал – ощущением абсолютной независимости. Правда, время от времени, то тут, то там раздавались телефонные пиликания, и можно было расслышать то английский, то гортанный немецкий и даже ласковый русский, а то и какой-то сумбурный восточный язык, но все эти разговоры не могли перечеркнуть моего возвышенного чувства свободы. Мне не хотелось с ним расставаться и я не спешил на землю. Разговор с Витом, конечно, сильно испортил мои впечатления, но я старался об этом не думать, и нам вместе с Парижем это удавалось. Я чувствовал легкое покачивание башни и от этого у меня кружилась голова. Но вполне возможно, что головокружение было вызвано тем, что называется счастьем. Да, я был наполнен счастьем, как бокал наполнен вином, предназначенным для услады любовных утех. Я был им напоен. Когда я снова почувствовал под подошвами землю, дали знать о себе натертые пятки, я вдруг обнаружил, что забыл на перилах карту Парижа, куда время от времени заглядывал, рассматривая город. Как я теперь попаду на Монмартр? Я хотел пройти к Мулен-Руж какой-то неизвестной доселе дорогой и, поскольку Монмартр – это гора мучеников, решился-таки идти пешком, мучаясь своими истертыми в кровь горящими пятками. Мы всегда сочувствуем тем, кто пережил какие-либо лишения, и хотим хоть как то приблизиться к ним. Истертые пятки – как модель мученичества. Смех да и только. Но о том, чтобы снять штиблеты и шлепать по Парижу в носках у меня не возникло и мысли.

И, конечно же, я жутко скучал без Юлии!

– Ясное дело, – говорит Лена, – без Юли в Париже – это уже мученичество.

А я наслаждаюсь тем, что мне не надо на это ничего отвечать. Мне достаточно просто лежать в траве – бог с ним, с тем Парижем и горящими пятками, здесь важно ведь только одно: слышать нотки ревности в ее тихом голосе.

Я поднимался к вершине монмартрского холма, увенчанного ослепительно белыми куполами Сакре-Кер и до сих пор усеянного невзрачными одноэтажными домиками с облезлыми стенами, кажущимися беззащитно-униженными соседством со своими высотными современными собратьями. Я плелся по крутым извилистым улочкам и бесчисленным каменным лестницам, любуясь зелеными палисадниками и балконами-клумбами, пестрящими всеми красками мира цветами. Уличные художники, торговцы овощами и фруктами, звонкие и смелые цветочницы, хватающие тебя за рукав, ранние проститутки и праздно шатающиеся туристы…