Владимир Колотенко - Хромосома Христа, или Эликсир бессмертия

Он произнес это «сам», не повернув даже голову в мою сторону.

– Слушай, – вдруг сказал он, – давай клонируем твою Аню! И Юрку, и всех твоих бывших незаменимых рабов. Это проще и быстрее, чем гоняться за ними по всей планете.

– Каких рабов? – спрашивает Лена.

– Ну назови их сподвижниками или соратниками, или товарищами по оружию, назови их как хочешь, братьями и сестрами… Хоть горшками!..

Я вылетел из Чикаго в Париж утренним рейсом… Было лето, июль, кажется, июль… Я прилетел в Париж налегке… Жора срочно умчался в Японию, ему предложили трехдневное знакомство с нанотехнологиями, и этого нельзя было упустить. Эти япошки знают толк в мелочах жизни, у них есть чему поучиться.

Да, это был июль, 21 – день рождения Лю, я звонил ей уже из Парижа…

– Лю? Кто такая Лю? – спрашивает Лена. – Я впервые слышу о ней.

– Разве? Мне помнится… Да-да, Лю! У нее золотые руки и она большая умница. Представь себе, она… Потом расскажу… У нее глаза – немыслимая лазурь! И ноги, и ноги… Потом расскажу…

– Да ладно, ладно, – говорит Лена, – можешь не рассказывать.

Я не стал звонить Ане из Чикаго, надеясь удивить ее своим внезапным визитом. Мы вылетели рано утром в начале восьмого, как и значилось в расписании. Пока самолет набирал высоту и ложился на курс, я, откинув спинку кресла и добровольно приковав себя к нему ремнем, прекрасно устроился: вытянул ноги, сложил, как мертвец, руки на брюхе и закрыл глаза. Что-нибудь случись, подумалось мне, мало ли что может приключиться в полете! и наша Пирамида так и не будет построена. Эта мысль заставила меня шевельнуться и еще раз проверить на прочность ремень. Он был в полном порядке, тем не менее, у меня ныло под ложечкой. Это чувство – аж дух захватывает! – знакомо каждому, кто когда-либо набирал высоту. Или падал.

Я все еще набирал…

Наш «Боинг» не спеша пересекал океан, и на это ушло немало времени. Прилетел я в ночь и, зная, что Аня сова, решился-таки на поздний звонок. Чужой голос автоответчика холодно продолдонил по-французски, что Аня в отъезде и вернется в пятницу. Была среда. У меня было почти двое суток свободного времени. Я проспал в гостинице до обеда, сказывалась семичасовая разница во времени, побрился, принял ванну и решил прогуляться по городу. Жара стояла адская, и у меня очень скоро пропало желание бродить по Парижу. Что предпринять? Я взял себя в руки и заставил набросать программу действий на эти полтора-два дня. Меня теперь уже просто душила мысль о том, что в прошлый раз, будучи здесь с Жорой, мы не сделали даже попытки найти в Париже хоть какие-нибудь признаки жизни знаменитых французов. Хоть какую-нибудь зацепку, отголосок генома того же Наполеона или Гогена, Монтеня или Ларошфуко. Я бы рад был и Жан-Жаку Руссо, и тому же Ронсару. Было б здорово, думал я, заполучить хоть самую малость взволновавших недавно весь мир флюидов Жана-Батиста Гренуя, раздобыть небольшой флакончик, хоть с десяток молекул, и по этому биополю запахов попытаться создать его клон. Живое творение Жана-Батиста! А что, чем черт не шутит?! Я полжизни отдал бы за то, чтобы увидеть глаза Патрика Зюськинда, вдруг узревшего, какое чудовище он сотворил своим воображением. Да мало ли великих французов обитало в Париже! А не французов? Тургенев и Бунин, Некрасов и Набоков, Генри Миллер и Хемингуэй, и Гоген и Модильяни, и… Да целых полмира! В каком-то небольшом городишке невдалеке от Парижа покоились и останки самого Леонардо да Винчи! Хорошо было бы и там побывать! Напасть на след кого-нибудь из них и заполучить частичку генома, было бы для меня настоящим подарком. Для этого у меня в распоряжении было больше суток. Что можно успеть за это время? Выспаться! Но как только во мне проснулся инстинкт Пинкертона, сонливость как рукой сняло. Первая мысль была: Наполеон! Конечно! Величайший из великих! У нас уже был его пенис, и этим можно было бы удовлетвориться. Но хотелось чего-то еще! Я знал, что прах императора хоронится где-то под одним из самых красивых куполов мира, вознесенных на высоту более ста метров, который, как и Эйфелева башня, виден со всех концов города. Листья безмолвного каштана, под кроной которого я укрывался от солнечных лучей, рассматривая глазеющих на дорогие витрины туристов, то ли китайцев, то ли корейцев, прятали от меня не то, что купол Собора – соседнее здание, и мне пришлось оставить свое гостеприимное прибежище на Елисейских полях. Как только пришло решение не терять зря ни минуты, я тотчас вскочил со скамейки и ближайшим путем направился к Дому Инвалидов.