Владимир Колотенко - Любовь? Пожалуйста!:))) (сборник)

Был тихий прохладный вечер. Она сидела на постели, укутав себя простыней, обхватив руками колени и задумчиво смотрела в открытое окно на темнеющее на глазах море.

– Как-то к берегу, – начала она, – прибило волной ту самую амфору… Ни единой трещинки, ни щербинки… Она была цела-целехонька… Только вход в нее был накрепко запечатан золотой фольгой. Ты мня слушаешь?…

Он кивнул.

– Тонюсенькой такой, как высушенный листик фиалки. Ты засушивал в детстве цветы?

– Никогда. У меня был свой танк! На колесах, правда…

– В те времена золото было еще большой редкостью, и стоило баснословных денег.

– Денег тогда еще не было.

– Не было, верно, но золото было на вес золота, понимаешь?

Она посмотрела на него и улыбнулась. Он кивнул: понимаю.

– Нашел ее юноша, – продолжала она, – ту самую амфору… Взял ее бережно в руки и оглянулся – на берегу никого. Фольга так сверкнула в глаза, что он чуть не выронил амфору. Боль молнией пронеслась по телу. Юноша, его звали Аристо, резко поднял ее над головой и хотел разнести вдребезги… «Не разбивай ее». Аристо оглянулся – никого рядом не было. Кто это, чей это голос?!. Вдруг его осенило: с ним говорил его Бог. Он даже вжал голову в плечи. «Слушай же, – сказал Бог, – если ты ее разобьешь, ни одно зернышко из нее не прорастет. Ее нужно ласково распечатывать. Ты меня понимаешь?». Аристо кивнул. «И не торопись – нежно, ласково…Это – печать Бога». Аристо кивнул. Трепетно и как только мог нежно и ласково он прикоснулся к фольге и она сама, потянулась навстречу его ласке и нежности, и на его же глазах превратилась в золотое облачко, которое золотым дождиком оросило вокруг него пересохшую землю. Несколько капель попало ему на губы, и он их слизнул сухим языком. Он никогда такого вкуса не знал. Аристо перевернул амфору, и на его влажную ладонь упало зерно. Единственное! О каких же зернах говорил ему его Бог? «Тебе повезло». Аристо снова услышал Бога. «Это очень редкий подарок мой, я дарю его только достойным. Брось зерно в орошенную землю…». Он так и сделал. «Приходи теперь сюда завтра» – сказал Бог.

– Ясно, ясно, – сказал Андрей, – зерно проросло…

Она замолчала.

– Ну и что там потом? – нетерпеливо спросил он.

Она не ответила.

Наступила тишина.

– Все? – спросил он.

Она не ответила. Пришла ночь, и она рано уснула.

В Новом Пафосе она просветила его в походах самого Александра Великого.

– И тогда он силой взял ее в жены. Он, правда, спал со всеми подряд, но по-настоящему любил только ее.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю.

Он только пожал плечами: знаешь и знай себе.

А в Миносе она проповедовала ему культ Быка.

– Представляешь погибла целая цивилизация…Это покруче твоей Этны.

Он согласно кивал.

– Я вообще-то Крит не очень люблю, тут как-то пыльно, сухо, жарко и голо… Вот у нас там…

Большего счастья, чем бродить по истории своей родины она и знать не хотела! А тут еще – его предложение! И ему было лестно слышать так часто произносимое ею: «Я тебе так благодарна!».

Километрах в тридцати от Ларнаки ей вдруг вздумалось забраться на самую высокую гору. Он, пыхтя, лез за ней. У стен монастыря Ставровуни она отдышалась и потом вдруг запела.

Он никогда прежде не слышал, как она пела.

Это было прекрасно.

Ему показалось, что пела сирена: он просто терял сознание и у него слипались глаза.

– Вот точно также ждала его и Пенелопа, – сказала она.

– Кого?

– Единственного…

Она произнесла это просто, затем продолжала:

– Этот монастырь построили по приказу Елены, матери императора Константина, той самой, кто подарила ему кусочек чудотворного креста, на котором был распят сам Иисус… Ты любишь Иисуса?

Он промолчал.

– Говорят, кто к нему прикасался, тот сам мог сотворить себе чудо.

– К Иисусу?

– К кресту.

– Слушай…

– Что?

– Ничего…

У него просто не было слов. Еще день пропал. Затем она долго по-гречески говорила с каким-то отшельником. Он стоял рядом, ждал, ни слова не понимая. Он только видел, как этот хилый уродец заглядывался на ее почти не прикрытую грудь и время от времени рылся под своей драной накидкой в своем поганом паху.

– Ты говоришь по-гречески? – спросил он, когда они уже спускались вниз.

– Пф!.. По-английски, немецки, испански, французски и итальянски… И даже, представь себе, по-турецки… Qudusque tandem! До каких же пор, наконец! Это итальянский, Цицерон против Каталины. Или вот: Lascia le donnę е studia la matmat.ica, что значит: брось женщин и займись математикой! Это тоже по-итальянски.