Владимир Колотенко - Любовь? Пожалуйста!:))) (сборник)

Поворот к ее дому, высокая арка… И вот я уже звоню. Боже мой! Дверь открыта, а Янка ждет меня на пороге, в своем смелом халате. Чтобы с самого порога я нес ее в нашу постель… Я беру ее гибкое тело и, захлопнув пяткой дверь, несу, несу, благоухающую запахами дальних стран, легкую, как пушинку… Ах, Янка, Янка…

– Выпить хочешь?

Как она знает меня. Сколько же мы с нею…

– Андрей, ты больше никогда не уйдешь от меня?

– Я никуда и не собирался.

– Мы поженимся?

– Осенью, – произношу я, сдергивая брюки.

Я дорог Янке такой, какой есть и никогда не слышал от нее даже намека на упрек. Единственное, что меня всегда настораживало – ее ненасытность. Жадность, с которой она набрасывается на меня, пугает, а жажда всенепременной ежеминутной близости делает меня беспомощным.

Конечно же, я вскакиваю задолго до звонка будильника. Едва рассвет просочился в наш любовный альков, я уже на ногах, нежно прикрываю Янку клетчатым пледом, а сам думаю о своей Женьке. Наверняка она уже проснулась. Стоит у зеркала, припудривая свою шею, красит губы… Заметает следы вчерашнего вечера. Этот светлокудрый блондин ведь не мог отпустить ее без сочных поцелуев. Я просто закипаю от ревности. Новая волна отрывает меня от Янки, швыряет на лестницу, и вот я уже за рулем, продираюсь сквозь предрассветную мглу наступающего утра. Я пролетаю на красный – некогда! Мне еще нужно и себя привести в порядок. Не являться же к ней с черными тенями ожидания под глазами. Я должен быть веселым и радостным.

“Ты чем занимался без меня?”

“Работал…”

Как я провел эти трудные, эти невыносимо длинные дни и ночи – это моя тайна.

Я никогда, никому в этом не признаюсь.

“Работал, знаешь…”

Я разочарую ее. Загляну ей в глаза, возьму за руки… Очарованная встречей и уставшая от разлуки, она бросится мне на шею на глазах у своего кудрявого блондина.

Скоро четыре.

За окнами уже торжествует свет утра, щебет птиц. Цветы, розы, я куплю по дороге на вокзал. Что еще? За все пять дней я ни разу не пополнил припасы.

Ровно в семь я встаю и сперва ножницами стригу бороду, рыжую бороду старика, затем бреюсь. Я ее поражу. Безбородый, помолодевший лет на пять, я дам фору этому белобрысому ухажеру!

Я стою перед зеркалом, франт, нравлюсь себе, позвякиваю ключами. Я готов.

Розы я выбираю сам – алые, бархатные, самые дорогие. Хруст целлофана, ожидание на перроне… Вот он, вот он и вползает, железный грязно-зеленый змей, извивающийся на стрелках. Медленно, чересчур медленно поезд сближает нас, словно опасаясь этой встречи. Тишина ожидания взрывается громом музыки, рвущейся из динамика, крики, гвалт. Она выходит. В своем черном свитере, без очков, волосы собраны в конский хвост, губы не накрашены… Она тащит свою сумку, близоруко озираясь и, по всему видно, не надеясь на встречу. Я редко ее встречаю и, зная эту мою отвратительную привычку, Женька идет вдоль вагона, ни на кого не глядя. Я следую за ней. Где же ее кудроголовый спутник? Или он таится где-нибудь сзади, в десяти шагах? Неужели она не остановится, не будет искать его тайным взглядом? Она не останавливается, не смотрит по сторонам, никому не кивает. Молча тащит свою сумку. Я иду следом, в нескольких метрах от нее. Она ставит сумку на скамью, чтобы немножко отдохнуть, стоит, задумавшись. И когда я, решившись было подойти, делаю шаг вперед, к ней подходит, подходит-таки красавец спортсмен. Весь в белом, с черными баками, короткая стрижка ежиком, улыбающийся. Подходит и что-то произносит, глядя ей в глаза. Я стою в трех метрах, но она видит только его, только ему смущенно улыбается в ответ. Я вижу, как пунцовая краска заливает ее лицо, вижу, как он берет ее сумку, и тут уж не выдерживаю, бросаюсь и тоже решительно хватаю ручку. Так мы и стоим, ухватившись за ручки сумки, глядя друг на друга.

Проходят секунды, затем он произносит:

– Идемте, я вас подвезу.

В этом нет никакой необходимости, решаю я, и тихонечко тяну ручку, которая прилипла к его руке. Какие у него отвратительные руки, рыжие волоски, кургузые пальцы… Может быть, эти руки, эти куцые пальчики с кургузыми ногтями прикасались к ней? Все эти дни… И ночи! Теперь я перевожу взгляд на нее, она стоит пунцовая, молчит. Тут ведь нечего сказать. Видимо, поняв, что из его задумки ничего не выйдет, он отпускает ручку и, что-то буркнув, мол, как хотите, удаляется своей спортивной походкой, весь в белом, с красными буквами на спине. Она продолжает молчать, а я спрашиваю:

– Кто это?