Александр Руджа - Бесконечное лето - Город в заливе

Ружичка тряхнул головой, отбрасывая воспоминания.

- Аля, девчонки - не будем затягивать этот неудобный момент. Решение принято, обжалованию не подлежит, на дорожку мы уже посидели, так что готов услышать только какое-нибудь толковое прощальное напутствие - и все.

- Люблю...

Слово упало в пустоту, его никто не подхватил и не ответил, и было даже непонятно, само оно сорвалось с чьих-то губ, или это было искусной иллюзией.

Ружичка поднялся, зачем-то поглядел на часы, глубоко выдохнул и попытался улыбнуться, но выходило плохо, и он оставил попытки.

- Наше бесконечное лето закончилось, девчонки, - сказал он просто. - Надеюсь, увидимся. Надеюсь, вы меня поймете.

И исчез. Воздух с шорохом заполнил освободившееся пространство, Алисе показалось - или не показалось? - что по комнате разнесся слабый лекарственный запах.

- Черт! - девушка вскочила, сжимая кулаки. - Как он мог! Как так вообще можно! Мы же... Я же... Он... Дурак!

Она чувствовала себя обманутой.

Лена сидела молча, вертя в руках подаренную раковину, Мику растерянно хлопала глазами, Славя каким-то дерганым движением провела ладонью по щеке и отвернулась, с преувеличенным вниманием рассматривая едва видневшийся за темным окном сад.

Щелкнуло и зашипело, включившись, радио на стене. Девушки разом вздрогнули, но это была всего лишь музыка. Всегдашняя музыка, она сопровождала их, кажется, все время и звучала даже теперь, когда путешествие подошло к концу. Еле слышно подыгрывала гитара, и чей-то негромкий голос проговаривал, не вполне следуя ритму, простые, незамысловатые строки.

Три недели воевал

Против собственной души,

Три недели пропадал

В зачарованной глуши.

Три недели сочинял

Непридуманный рассказ

Про капризную судьбу,

Да про каждого из нас.

Загадал, что будет дождь,

И тогда ты все поймешь,

Только в небе пустота,

Глухота да маета.

Переделанная жизнь,

Переписанный куплет,

Все по полкам разложил -

Счастье есть, а смысла нет.

Алиса бессильно опустилась на кровать - ноги не держали, нос, кажется, распух и то и дело грозил потечь, в глазах по непонятным причинам все двоилось и щипало, словно в них попали теплые морские брызги. Вспомнились его спокойное лицо, когда Ружичка, не сомневаясь ни секунды, шагнул навстречу пулям рейдеров, чтобы закрыть, чтобы отвести опасность от своих; и то, как он иногда начинал прихрамывать в минуты волнения и, забываясь, морщиться; и задавленная глубокая боль в глазах, когда он рассказывал об аде, в который превратилась родная земля.

Наверное, все же что-то было в этой его непреклонной убежденности, в отчаянной вере в то, что брошенным, умирающим, одураченным людям еще можно помочь, не убивая, спасти, не раня. Что-то, что заставило его гибнущий, отказывающий мозг сделать так, что человеческая мысль и надежда оказались сильнее неразборчивой, слепой жажды разрушения, черной тучей закрывшей горизонт. Что-то было в этом, простое и мощное, то, чего она не умела и не могла понять.

И никогда уже она не услышит его насмешливого голоса... Сердце пропустило удар один раз, другой - что это было, неужели та самая, многажды описанная поэтами любовь? Истинная, горячая, настоящая? Если да, то она не хотела ее, не хотела такую. Почему все получилось, почему вышло именно так - и что им, четырем растерянным дурочкам, теперь делать?

Не было ответа.

Послышался негромкий хлопок, уши слегка заложило. Кто-то сдавленно ахнул. Алиса обернулась.

Посреди комнаты стоял, по своему обыкновению, ухмыляясь, Ружичка. Вот только Алиса его едва узнала. На голове больше не было смешной марлевой повязки, в коротко остриженных волосах поблескивала седина, с правого виска спускался длинный изогнутый рубец, а кожа была покрыта темным загаром - не от солярия или морского отдыха, а такого, какой бывает, если много времени проводишь в поле за работой. Сильные, жилистые руки, разведенные в стороны, как бы обнимая, были перечеркнуты белой паутиной шрамов, словно стрелками на полевой карте, указывающими направление удара. Но это был он.

И он улыбался.

А рядом, чуть приподняв кулаки, будто защищаясь, стояла смутно знакомая синеглазая девчонка лет пятнадцати с ярко-рыжими волосами, одетая в джинсовые шорты и заношенную красную майку.

Ружичка с видимым удовольствием оглядел эффект от своего появления.

- Ну что, красавицы! - сказал он весело. - Соскучились, небось? По глазам вижу, соскучились. А я тут, кажется, научился путешествовать во времени!