Леонид Гиршович - Шаутбенахт

Прибалтика с брезгливым высокомерием учила своих поработителей «культуре быта» — социалистической, коммунистической, заграничной. Как подавать сей предмет, зависело от аудитории. Хотите видеть в нас последних могикан капитализма? Пожалуйста. Хотите, чтобы мы были отечественным вариантом братской Венгрии? Извольте. На летние курсы всегда был спрос, всегда мосье Бопре у интеллигенции будет пользоваться успехом.

Наглядным учебным пособием являлось новенькое малогабаритное здание из белого кирпича, таращившее окна с показушной наивностью. «Бюро добрых услуг», — веселым росчерком бегало по карнизу. Я переиначил в «Бюро медвежьих услуг». Смешно. Но никто не оценил. Не «поняла юмора» и парикмахерша, оказывавшая мне в вышесказанном бюро свои парикмахерские услуги.

— Какая у вас («у вас»!) темпераментная подруга, — сказала она, имея в виду мой трудовой мозоль.

— Это не то, что вы подумали, это от скрипки.

— А вы играете на скрипке?

— Как сумасшедший. Уже на первом курсе. Из молодых да ранних.

Она делала со мной то же, что Далила с Самсоном, но почему-то с каждым движением ножниц моя сила росла. Не имея, к чему ее приложить, я и впрямь сделался как сумасшедший.

— На пять у меня билет в кино на итальянский фильм… — сказал я хрипло. — «Генерал делла Ровере».

Нет, она не хочет. Их заведующая видела, говорит, тяжелый. Лучше вечером встретиться и погулять.

Сие совершилось под кустом, как у первых людей. Не скажу, что матери наслаждений она неслыханно служила, но рюмку за рюмкой осушала. На расстоянии вытянутой руки чернело древо познания.

С тех пор прошло столько времени, что можно потихоньку начинать отчитываться за прожитую жизнь, «позиционируя» себя при этом более благородно, чем первоначально ожидалось. А все потому, что судить нас будут по делам нашим, я же был бездеятелен, живя в тиши чужого мира, с которым не пересекался. Никакой возможности сделать кому-либо гадость. Радуешься случаю услужить, что постепенно входит в привычку.

Я сказал, что больше Лары не встречал, но это не значит, что больше ее не видел. Отнюдь. Раз видел ее, сидящую на телеге, босую, с переброшенной через плечо косой. В течение нескольких секунд на ней, персонифицированной боли народной, почивала камера. Фильм был заведомо дрянным, зачем я на него пошел — загадка. Доподлинно знаю о ее браке с эстрадным певцом, таким же коротышкой, как Шарль Азнавур, даже звали похоже. La vie en rose: концертные площадки, черноморские здравницы, скатерть белая залита вином. Посредством второго брака оказалась в Югославии, югославов тогда называли «юги», с оттенком почтительного дружелюбия.

Дальнейших упоминаний о Ларе летопись моей жизни не содержит.

Точнее, не содержала, покуда вследствие тектонической подвижки гора с горой не разошлись. Распад красной тетраграммы — явление геологического порядка.

Во второй половине девяностых мне повстречался Берлинский. Уже несколько лет, как он жил в цветущем логове врага, оправдывая свое имя. Но родное немецкое командование за проявленную заботу не благодарил — врагу не сдается наш гордый варяг. А тут еще бомбардировка Сербии. И я лишний раз почувствовал себя безнадежным ретроградом с моими антисоветскими и соответственно проамериканскими мозгами. Оказывается, у нас и правда была великая эпоха, даже для тех, кто в девятом классе лабал на рояле буги-вуги и рисковал вернуться домой с разрезанной штаниной.

Увидев, что в оценке действий Пентагона мы расходимся, он допустил ряд недружественных высказываний в отношении своего собеседника. В частности, зачислил меня в убийцы Лары — если я такую помню.

— Ларка тогда погибла. Ты не знал?

Откуда мне знать? Он пояснил:

— Она же диабетичка. Ей «скорую» надо было срочно, а эти суки телефонную станцию рас…ячили.

«Я дочь камергера, я летучая мышь».

Незамужняя. ( Здесь и далее примеч. автора. )

Партнерша.

Человек человеку друг, товарищ и брат.

Отпусти народ мой.

Автомобиль.

Маршрутное такси.

Армейские сборы.

Главное.

Израильтяночка.

Радиореклама: «Это хорошо, это „Осем“».

Бяйца — яйца.

Звездочки — от «кохав», «звезда».