Герд Фукс - Час ноль

И что бы Цандер ныне ни болтал, если бы тогда все шло, как он хотел, эти пятеро или шестеро были бы арестованы не позднее чем через полчаса. Но тогда все шло не так, как он хотел. По крайней мере еще нет. Вот почему через полчаса Фриц Цандер снова стоял у окна, уставясь на развалины своей фабрики, на тех пятерых или шестерых людей, что копошились там и казались отсюда не более спички.

Это был миг, о котором позже Фриц Цандер скажет, что он был самым мрачным в его жизни. Мрачнее даже, чем тот, когда его фабрика превратилась в руины. Это был миг, о котором позже Фриц Цандер скажет, что он никогда не чувствовал себя таким одиноким. Миг, когда ему открылся подлинный трагизм бытия.

Фриц Цандер отвернулся. Столик перед ним накрывали к завтраку. С отсутствующим видом, как бы нуждаясь в утешении, он ущипнул Клерхен за левую ягодицу.

Клерхен с грохотом поставила поднос.

— Хватит наконец! — крикнула она.

Фриц Цандер в недоумении уставился на нее. Двадцать лет она была в его доме.

— Boт именно! — вопила Клерхен. — Двадцать лет.

— И это благодарность, — негромко сказал Цандер.

В дверях неожиданно появилась Хермина Цандер.

— Ты опять за старое? И когда только ты угомонишься? — заорала она.

— И в кухне, у стола, — вторила ей Клерхен, — да еще разобьет с десяток свежих яиц, или у корыта, все равно. Даже лестницу не дает спокойно помыть.

— Кобель, — кричала Хермина. — Потаскун. Старый юбочник.

Она выкрикивала все это с перекошенным от злобы лицом. Ведь она очень страдала, что приходится так вульгарно орать. К чему только не вынуждал ее этот человек. Все ее огромное тело сотрясалось.

Там, на улице, — пролетарии, дома — бабы. Это мятеж. Это революция. Это настоящий большевизм.

В дверь позвонили.

— Кто там? — спросил Фриц Цандер с нарочитым спокойствием в голосе.

— Граф, — с достоинством ответила Хермина.

— Он что, собирается здесь завтракать? — рявкнул Фриц Цандер.

— Да оденься ты, в конце концов, — крикнула в ответ Хермина.

— А для чего? Для этой полупорции?

Хермина, всхлипывая, выскочила из комнаты.

Фриц Цандер ухмыльнулся. Большевики раздали крестьянам две трети графского имения, на оставшейся трети они создали колхоз, или как там они это называют. Так что граф — это даже не полупорция.

— Здрасте, — ответил Фриц Цандер человеку в грубошерстном пальто, который вошел в комнату. — Присаживайтесь. Сейчас принесут завтрак.

Фриц Цандер медленно и обстоятельно закуривал сигару. Возникла пауза.

— Я слышал, — сказал человек в пальто, — что и вас тоже постигла…

— Ничего меня не постигло, — отрезал Фриц Цандер и сунул спичку в цветочный горшок. — Люди просто хотят там немного расчистить. Из доброго отношения ко мне.

Человек в пальто молчал. Он старался не замечать, что хозяин дома стоит перед ним в ночной сорочке. Фриц Цандер дымил сигарой. И молчал озлобленно. Когда наконец появилась Хермина, он без сил плюхнулся на стул. На его привычном месте, в любимом его кресле, сидел человек в темно-зеленом пальто.

— Вы уже слышали?.. — начал было тот.

— Да, мы уже слышали, — оборвал Фриц Цандер.

— Да оденешься ты или нет? — прошипела Хермина. — Рассказывайте же, граф, — добавила она уже другим тоном.

Фриц Цандер затянулся. Граф стал рассказывать, во что превратили большевики и вся эта чернь его дворец, нет, вы только подумайте — в детский дом. Ему бы надо захватить с собой арфу, подумал Фриц Цандер. Или гитару. Тогда он смог бы исполнить все это с музыкальным сопровождением.

Тут наконец раздался звонок в дверь.

— Окс! — заорал Фриц Цандер, бросаясь навстречу другу. — Окс, что за проклятое утро! Если б ты только знал. Окс, старина, негодяй ты эдакий! Наши вечеринки. Мой шнапс и твои экономки. Неужели все это когда-то было? И неужели навсегда миновало?

Несколько смущенный подобным приемом, но со строгой кротостью на лице, его преподобие Окс подвел друга обратно к столу.

— А кофе он уже пил? — спросил Окс. — И почему вы позволяете ему курить до завтрака? — А затем к Цандеру: — Но потом мы все-таки оденемся.

Фриц Цандер терпеливо позволил усадить себя на стул — ведь в его кресле сидел человек в грубошерстном пальто, — позволил забрать у себя сигару и налить себе кофе, Его преподобие Окс сел рядом с ним, разбил ему яичко, поданное на завтрак, и сунул в руку ложечку.

Умиротворенный, хотя и сдерживающий еще в глубине души рыдания, Фриц Цандер начал медленно ковырять ложечкой яйцо (одно из двух, поданных ему на завтрак). Впрочем, испытания этого утра еще не кончились. В комнату вошел — с раннего утра демонстративно в костюме и при галстуке, влажные и короткие волосы на вытянутом, продолговатом черепе торчат в разные стороны, лицо унылое, как всегда, диабетик и язвенник, страдающий еще и плоскостопием, типичный продукт мамочкиного воспитания, дипломированный экономист — родной сын Цандера.