Поль Фурнель - Маленькие девочки дышат тем же воздухом, что и мы

Учительница: «Моя славная Клементиночка».

Отец: «Моя ягодка».

Так и хочется их укусить.

Она ищет туфли на высоком каблуке, голубые, лакированные. Если не снимать кеды, они ей будут в самый раз. Белый платок из ящика отца. Посмотрим на себя в зеркало. В путь.

Она станет певицей, от этой работы быстро стареют.

Дверь в ванной хлопает, каблуки стучат по выложенному плиткой полу в коридоре, хлопает входная дверь. Идет дождь.

Она сворачивает на набережную. Идет вдоль моря. Ноги подворачиваются, она спотыкается. Ускоряет шаг. Идет, не останавливаясь.

Мокрые волосы липнут к щекам. Она смотрит прямо перед собой. Вода, стекая по загримированному лицу, оставляет глубокие борозды. Красные, белые и черные капли пачкают отворот платья.

Намокшая ткань липнет к коже. Она откидывает прядь. Ей так жарко, что под летним дождем от одежды идет пар.

— Я буду идти до тех пор, — говорит она сквозь зубы, — пока у меня не вырастут груди.

He задумываясь, она мочила языком кончик указательного пальца и подбирала в своей тарелке крошки от пирога. Она уже наелась, да и крошки терпеть не могла, но что же делать, если очень нравиться погрызть? Крошки хрустели на зубах, затем медленно таяли во рту.

Ставни были закрыты, по комнате гуляли сквозняки — но все равно было жарко.

Бабушка подняла руку, чтобы заколоть шпилькой шиньон; на блузке, подмышкой, обнаружился круглый белесый развод. Дедушка заснул прямо над тарелкой, в которой скукожились яблочные очистки. Его голова покачивалась и каждый раз вместо того, чтобы упасть вперед или откинуться назад, сонным рывком возвращалась на место. Он приоткрыл рот и немного присвистывал, вдыхая. Внучка находила его ужасно старым.

Она немного сместилась вперед, чтобы попа отлипла от пластмассового стула. Носок левой ноги зацепился за половик.

Бабушка смотрела телесериал.

Телевизор отбрасывал на ее лицо голубые блики. Ее взгляд так глубоко погружался в изображение на экране, что начала кружиться голова. История подходила к концу, и молодая героиня должна была вот-вот найти свое счастье и — самое главное — дождаться героя, который поцелует ее прямо в губы. Смотреть на это Аделине совсем не хотелось.

Она оперлась на край стола и достала ногой до земли. Шлепанец громко хлопнул об пол. Она испуганно покосилась на бабушку, но та была слишком увлечена, чтобы выговаривать ей за оставленную в тарелке корку пирога. На всякий случай — а вдруг поцелуй уже состоялся? — она бросила последний взгляд на экран и выскользнула из комнаты. Передники всегда висели на гвозде за кухонной дверью; туда же повесила свой и она. В коридоре, у коврика, она скинула шлепанцы. Чтобы не нагибаться и не возиться с уже завязанными шнурками, она натянула кеды, смяв задник. Дверь открылась с трудом, пришлось со всей силы налечь на массивную дверную ручку.

Потянув дверь, она мельком взглянула на себя в зеркало, висевшее над вешалкой. Ее светлые волосы были настолько короткие, что всегда сохраняли свою форму, зато от утомительной процедуры натягивания кед порозовели щеки. Краснела она в два счета.

Дверь, давно просевшая до кафельного пола, скрипнула.

— Ты куда?

— Сейчас вернусь.

От яркого света она зажмурилась и на какое-то время застыла на крыльце. Воздух обжигал горло, а от дороги поднимался ужасный запах расплавленного асфальта. Она открыла глаза. Деревенская площадь была пуста. Солнце разрезало все окружающее на светлые и темные куски; почти все ставни были закрыты. Весь мир ожидал поцелуя. Сейчас героиня упадет в объятия героя, их губы встретятся, и зрители с легким сердцем пойдут мыть посуду. То, что произойдет у героев во рту, навсегда останется нераскрытой тайной.

Из кафе, через открытую дверь, доносилась музыка из фильма.

Аделина одернула прилипшее к попе платье и перешла площадь. Асфальт приставал к кедам. Она почувствовала, как все тело становится влажным, и подумала, что скоро от нее только мокрое место останется.

Теперь в музыке были особенно слышны скрипки.

Она поднялась на паперть, на две ступеньки — чтобы чуть-чуть побыть в тени. Проходя мимо дверей церкви, она заглянула внутрь. Там не было ни души; на нее повеяло прохладой и ладаном.

Перед переулком, который тянулся вдоль церкви и, минуя рыночную площадь, выводил прямо в лес, стояла чья-то машина. Чтобы преодолеть препятствие, Аделина оперлась одной рукой о стену, другой — о капот и, оттолкнувшись двумя ногами, перенеслась над бампером.