Поль Фурнель - Маленькие девочки дышат тем же воздухом, что и мы

Жаннетта Ферраша была из тех, что ему нравились.

Он представлял себе, как помогает ей устраиваться в квартире за столярной мастерской, как делится с ней своими планами, своими мечтами; он уже не чувствовал себя всегда и повсюду одиноким, бобылем.

Он смотрел на нее.

Не было ничего глубже ее голубых глаз, не было ничего совершеннее овала ее лица, не было ничего светлее ее гладкого лба, не было ничего нежнее цвета ее лица, не было ничего круглее ее щек, не было ничего привлекательнее ее губ и не было ничего прозрачнее ее кожи...

Он переступил с ноги на ногу.

В деревне знали, что у Жаннетты есть небольшие сбережения, и это отнюдь не облегчало дело. Некоторые уже крутились вокруг нее с подозрительными намерениями. Как к ней подступиться?

Время поджимало. Первые гости, раскрасневшиеся и довольные, с завоеванным в упорной борьбе стаканом в руке, уже веселились под навесом и во дворе, и, наверняка, какой-нибудь набравшийся кавалер мог его опередить и подойти к ней. Что же делать?

Очнувшись от своих грез, она отошла от ворот, подошла к скамейке, стоявшей в двух шагах от него, и села.

Жирная, как корова, мэрша подошла к Франсису и протянула ему тарелку с горсткой оставшихся птифуров; он машинально взял один и благодарно кивнул головой.

— У вас просто птичий аппетит! — воскликнула она.

Он улыбнулся и шагнул к скамейке.

Мэрша наклонилась и протянула тарелку Жаннетте. В глазах молодой женщины промелькнуло выражение невыразимой грусти. Она отвернулась и отвела тарелку рукой.

— Ах, да! Я совсем забыла о вашей диете! Простите меня, Жаннетта.

«Искусительница», — подумал Франсис не без основания, но даже не попытался понять, почему он так подумал.

Взять и просто сесть рядом с ней, взять ее руки и поцеловать их, подставить под ее голову свое плечо, улыбнуться ей. Сделать вид, что споткнулся, чтобы рухнуть к ее ногам, пригласить ее на прогулку или на настоящий ужин, сочинить для нее песню, протянуть ей платок еще до того, как она заплачет...

Все эти способы годились для заурядных женщин — тех, что ему не нравились по-настоящему, но для этой?

Он переступил с ноги на ногу и облизал чуть липкие кончики пальцев.

Некоторые смотрели в сторону расположенного на склоне холма Большого Дома, откуда нетранспортабельная дама участвовала в празднике с помощью подзорной трубы. Они махали ей руками, как машут из толпы перед объективом камеры.

Все мужчины были противны и вульгарны, все женщины грузны и безвкусно одеты.

Осмелится ли он?

Какой-то фат в черном костюме подошел к скамейке и тяжело на нее уселся. По его взгляду было уже понятно, чего он ожидал от молодой блондинки.

Франсис решился.

Он задел на ходу трех человек, откинул стул, подошел к Жаннетте и, задыхаясь, застыл перед ней.

Она подняла на него глаза.

— У вас очень красивое лицо, — на одном дыхании выпалил он.

Она продолжала изумленно на него смотреть.

Какое-то время — ему показалось, не меньше минуты — не происходило ничего, затем две большие слезинки выкатились из голубых глаз Жаннетты, и она разрыдалась.

Франсис смотрел на нее, не понимая, и инстинктивно протянул ей руку.

Она ее резко оттолкнула и забилась в истерике.

Она закричала.

Ее лицо расплылось, она рвала на себе волосы, выкрикивала бессвязные фразы, пыталась освободиться от жесткого воротника, задыхалась. Франсиса оттолкнули и оттеснили в сторону. Крики смешивались с комментариями, все вновь начали махать руками и наступать друг другу на ноги. Приступ продолжался.

Мэрша, не успев вовремя протолкнуться, зычно и категорично приказала:

— Дайте ей отдышаться!

Гости расступились, образуя круг и заодно освобождая ей проход.

Франсис сумел увидеть Жаннетту: она была неузнаваема. Ее лицо было обезображено в считанные минуты: кожа покрылась красными пятнами, губы побелели, волосы спутались и прилипли к заплаканным щекам...

— Что случилось, Жаннетта? — спросила мэрша.

Жаннетта не реагировала.

— Успокойтесь, успокойтесь... Что случилось?

Аккуратно, кончиками пальцев, мэрша убрала ей волосы назад.

Жаннетта всхлипывала.

— Что случилось?

Она на миг успокоилась, медленно подняла руку и указала на Франсиса.

Он замер.

В перерыве между двумя всхлипами она четко произнесла:

— Он назвал меня толстухой!

В деревне она будет не первой, у кого появилось цветное телевидение, но и не последней. Она была точно посередине, и ей это нравилось.