Малькольм Брэдбери - В Эрмитаж!

Острова разбросаны повсюду: иные совсем выветренные, пустые, покрытые птичьим пометом, а иные с причалами и охряно-красными домиками. Там и сям развешены сети, на мостках дымятся черные коптильни для рыбы. На задворках растут можжевельник, черника и карликовые сосны; между островками плавают небольшие плоскодонные паромы с трубами. Мне это напоминает кадры из какого-то старого бергмановского фильма — одного из тех, где морщинистые священники в сутанах бродят по каменистым морским берегам, усеянным обломками кораблекрушения, где летняя юношеская любовь — лишь прелюдия зимних мук, где пожилые люди любят с неистовой страстью и от этого гибнут.

Дива смотрит на голые серые острова — и вдруг начинает мне о них рассказывать. Здесь она в детстве проводила лето. Здесь в Книгу Судеб была вписана и ее судьба, здесь — родина ее противоречивой шведской души. Где-то неподалеку, в особняке на берегу, упивался мрачными видениями Стриндберг и суровые художники-натуралисты разукрашивали скалы темными рыбацкими рисунками. Рассказ Биргитты становится все живей. Она вспоминает, как плавали нагишом в холодных балтийских водах, как ели раков, сидя на скалах, о ночном лове сельди и морских щук в лодках с фонариками. Но более всего — о незабвенной сладкой горечи первой любви.

— Только вспомню, сразу так радостно становится. И так грустно, — вздыхает дива.

— О, как я вас понимаю! — сочувственно киваю я, не отрываясь от проплывающих мимо пейзажей архипелага.

Вообще-то я уже бывал здесь раньше. И с такими соловьями — видными из себя, звучноголосыми, эмоциональными, полногрудыми и патетичными — встречаться доводилось. Мне знакомы эти бездонные северные души, что мечутся в бесконечном духовном поиске. Я знаю эту школу сурово-сентиментальных бергмановских реминисценций. Отсюда рукой подать до погубленных влюбленных, обесчещенных дев, поющих скелетов, призраков утонувших рыбаков, выходящих из морских пучин, и старухи с косой и песочными часами, что подстерегает на темной тропе.

— Я в отчаянии, не отвергайте, выслушайте меня, — умоляет дива.

И признается, что театральный успех — лишь иллюзия, а международная слава — пустая погремушка. На самом деле она бесконечно несчастна. Да, ее жизнь, жизнь великой певицы, — безрадостное прозябание, и никогда ей не исполнить своего предназначения. Затем она почему-то дает волю своему жгучему темпераменту — и вскоре мы уже обсуждаем, каким способом лучше убить ее супруга.

— Если б возможно было идеальное убийство… — рассуждает она.

По-моему, проблема состоит в том, что репертуар, а значит, и арсенал оперных див чересчур обширен: тут вам и яд, и веревка, и обезглавливание, и кипящее масло, и нож, и змеиный укус, и все на свете.

— О, как я вас понимаю! — твержу я.

— Но сначала его надо найти.

— В самом деле? И как по-вашему, где он сейчас?

— Конечно, в Милане со своей проституткой, с этой подлой мелочной крысой!

— А кто она такая?

— Всего лишь контральто. Яд, только яд — большего они не заслуживают.

— О, как я вас понимаю!

— Но, золотце, ни за что на свете я не стала бы резать его ножом. Это так ужасно!

— В самом деле?

— А что это вы здесь делаете? — с полицейской строгостью окликает нас чей-то голос.

К счастью, это не Ленин — это всего лишь Альма Лунеберг в кроличьей шапке и с колючим взглядом типичной Снежной Королевы.

— Развлекаемся, — отвечает дива. — Я пытаюсь посвятить этого несчастного англичанина в тайны истинно шведской души.

— А знаете ли вы, что все наши дидровцы уже спрашивают, что с вами стряслось?

— Понятия не имею, милочка. Я просто хотела показать ему архипелаг.

— Вы что, не изучили программы, которые лежат в вашем пакете? Вы еще не поняли, что проект «Дидро» уже начался?

На это дива не отвечает ничего, мы отворачиваемся от серых скал и еще более серых волн и вслед за Снежной Королевой спускаемся по лестнице, ведущей на нижнюю палубу, а потом и еще ниже.

Как странно! За время нашего краткого отсутствия весь корабль изменился. Там, где раньше была полупустая платформа для приема пассажиров, теперь бурлит жизнь. Платформа кишит туристами, шумит, голосит и грохочет. Звенят стаканы, крутятся колеса в казино. Мы проходим мимо суетливого дьюти-фри, мимо запруженного покупателями «Beauty Expensive». Мы минуем «Блинный бар», «Икряную хижину», «Водочный притон», «Русскую баню», «Салон турецкого массажа», «Лубянский фитнес-центр», «Одесское казино». Но современная жизнь — это не только шопинг и наслаждения; это, кроме всего прочего, корпорации и капиталисты. Где-то на прогулочной палубе, за фитнес-центром, есть тихое местечко, заполненное телефонными кабинками, ксероксами, факсами. За стеклянными стенами конференц-залов представители корпораций делают свой бизнес. В зале с вывеской «SIEMENS» толпа немецких и русских бизнесменов обоего пола, все в деловых костюмах, стоят почти вплотную друг к другу: разворачивают лекционные плакаты, демонстрируют секторные диаграммы, отправляют факсы, вставляют флоппи-диски. А через несколько шагов, за капитализмом и коммерцией, располагаются интеллект и разум. На следующем конференц-зале издали заметна табличка «Проект „Дидро“».