Сергей Дигол - Практикант[СИ]

Каждый вечер я усаживался напротив нее, но переплетению наших ног под столом такая диспозиция лишь благоприятствовала. Из ресторана мы ехали к ней, где по меньшей мере до полуночи переплетались уже телами, пока не утоляли особо острый после ужина плотский голод. Домой я возвращался сам, обычно к часу–двум ночи, по дороге молча разглядывая плохо освещенные городские улицы. Признаться, я немного жалел вручаемые таксисту купюры — так быстро я привыкал к их присутствию в собственном кармане, куда они ныряли совсем недавно, выпущенные, словно задыхающиеся рыбки в аквариум, нежными пальцами Иры.

— Вы хоть созваниваетесь? — спросил я как–то ее о дочери, поглаживая косичку, которую она теперь не распускала и даже голову старалась не мочить. По моей, разумеется, просьбе.

— Бывает, — уклончиво ответила Ира.

Думаю поэтому, увидев Мазду у ворот не лицея, я и не поверил, что она приехала за дочерью. Я их и вместе–то ни разу_________________________________________________________________________________________________________________________ не видел: даже тогда, на годовом собрании директриса посадила Иру рядом с собой, в стороне от лицеистов, родителей, да и от преподавательского состава тоже.

Пресловутое современное поколение.

А может, все дело в современных родителях, думаю я, совершенно не представляя, как бы среагировали мать с отцом на новость о нас с Ирой. Переполошились ли — так, чтобы до сердечного приступа: все–таки избранница, хоть не намного, но старше, да еще со взрослой дочерью, да с сомнительной репутацией. Или безумно, и снова до инфаркта, обрадовались бы завидной — с материальной, с какой же еще точки зрения, — невесте?

Мне остается лишь гадать, можно на кофейной гуще, но я выбираю пиво «Кишинэу», жуткую кислятину, бутылку которого я покупаю в баре за углом, метрах в ста от забора лицея, через который я пару минут назад так позорно и так блестяще сбегаю от Иры.

Морщась, я пью пиво прямо из бутылки, разглядывая двух помятых тощих мужиков за соседним столиком. Пью и краснею, вспоминая безобразную сцену, свидетелем которой я стал сегодня в учительской, каких–то пару часов назад.

На моих глазах — демонстративно, как я теперь понимаю, — директриса отчитала Даманскую, которая в завершении гневной отповеди Долту не удержалась от слез. Не уверен, что мне самому удалось бы сохранить хладнокровие, узнай я о намерении директрисы уволить меня. Из ее же уст, да еще после того, как на прошлой неделе у Даманской отобрали, передав мне, ее любимый десятый «А».

То, как оказалось, была еще белая полоса в жизни Виктории.

Через три дня ее возьмут с поличным на взятке.

— Думаешь, тебе все можно? — кричу я. — Всех купила, да?

Ира спокойно выслушивает мою истерику, упираясь локтями в крышу Мазды. Ее бегающие глаза и кривая усмешка не дадут соврать: она чертовски взволнованна. Не столько самим фактом моего крика, сколько тем, что все происходит напротив центрального парка, в самом что ни на есть оживленном месте Кишинева. Я же и вовсе стою на тротуаре, изливая на Иру свой гнев поверх ее машины, и проходящие за моей спиной люди — а их поток только увеличивается, — не ленятся замедлить шаг, бросая беспокойные, завидующие, злорадные и презрительные взгляды на нас троих: меня, автомобиль и Иру.

— Для тебя люди — пыль! — ору я и ударяю кулаком по крыше Мазды. — Стерва!

На Иру это действует как сигнал, как последняя капля. Она словно проваливается под землю от стыда, — так мне, наверное, хотелось бы думать. На самом деле она ныряет в машину, которая уносится из под моего носа столь стремительно, что я едва успеваю отпрянуть, спасая этот самый нос от повреждения отполированным козырьком над боковыми стеклами.

Толпа на тротуаре забывает о скандалисте почти мгновенно, стоит мне лишь затесаться в ее беспорядочные ряды и пройти до ближайшего перекрестка. Теперь я — один из них, такой же обычный и скучный пешеход, в котором совершенно невозможно узнать истеричного громилу, который, казалось, готов был разнести Мазду на абсолютно непригодные в использовании запчасти.

Что и говорить, прекрасный подарок преподносит мне Ира. Прямо к моему дню рождения, который, будь такая возможность, я бы с удовольствием перенес с завтрашнего дня месяца на три спустя — вряд от происшедшего я очухаюсь раньше.

Точнее, от происшествия. Да что там, от чрезвычайного происшествия, катастрофы, катаклизма вселенского масштаба, пусть и в пределах отдельно взятого лицея.