— Думаю, учитель истории не худшего мнения о наших лицеистах, — гремит огрубленный динамиками голос Нелли Степановны, и по залу пробегает вторая волна оживления, на этот раз лишь в виде смеха.
— Что же вы? — удивляется она и кивает мне.
Я киваю в ответ, надо признаться, обреченно, но сделать шаг вперед не успеваю.
— Виктория Михайловна, вам слово! — оглушает меня директриса.
Минут через десять — за точность не ручаюсь, в любом случае, еще во время выступления Даманской, — я спускаюсь с крыльца школы и иду куда глаза глядят. В прямом смысле — ведь я поворачиваю, повинуясь каждому движению собственных зрачков. Со стороны меня, должно быть, можно принять за пьяного.
Отрезвляет меня лишь сигнализация. Самая обыкновенная автомобильная сигнализация — два быстрых пика, издаваемых черной Маздой, о задний бампер которой я едва не натыкаюсь коленями.
Подняв глаза, я вижу светлую косичку, мелькнувшую было с обратной стороны автомобиля, над открывшейся водительской дверцей и исчезнувшую за секунду до мягкого щелчка закрывающейся дверцы. С обращенной ко мне стороны бесшумно опускается стекло, повышая уязвимость пассажира на переднем сиденье, и я слышу чуть приглушенный женский голос, произносящий мое имя.
— Да? — опускаю я голову на уровне приспущенного стекла и вижу, что косичка застыла на правом плече ее обладательницы.
— Вы же Демьян? — вроде как уточняет Албу, уставившись на меня.
— Садитесь, — распоряжается она, и перед моим носом щелкает автоматически открывшаяся дверца. — Нам по пути.
— О вас мне рассказала дочь, — говорит Албу, не отрывая взгляда от дороги.
Еще бы — не из телепередачи же ей обо мне известно.
Свое пояснение, на ее взгляд, крайне необходимое, она дает не сразу, прекрасно понимая, что я буду терзаться — разумеется, молча — вопросом о целесообразности нашей совместной поездки. Тем не менее она молчит до тех пор, пока лицей не исчезает из зеркала заднего вида, будто хочет удостовериться в том, что чересчур любопытный свидетель нашего разговора наконец отстал.
— Ей нравятся ваши уроки, — добавляет она, на этот раз бросив в мою сторону короткий, словной украдкой, взгляд.
Боже, еще одна напасть на мою голову! Влюбленная в учителя лицеистка — старая, как школьное образование история, не обошедшая, похоже и меня, несмотря на мою параноидальную боязнь завести любимчиков.
Не решаясь изобразить на лице улыбку, я все же усмехаюсь про себя, представив, как вытянется лицо Нелли Степановны, когда она узнает, на кого я променял ее дочь.
Или, если быть справедливым, кто выбрал меня — человека, не выбравшего ее дочь.
Покраснев от гнева, директриса — к гадалке не ходи, — побледнеет, когда поймет, что и новый ее план, по постепенному выдавливанию меня из лицея, придется, как и план по выдаче замуж дочери, существенно корректировать.
А что поделать: деньги спонсора — отличное средство собственного смирения с безрассудством подчиненных.
— Вы ведь никуда не спешите? — спрашивает Албу, и я, отключив фантазию и включив зрение, вижу перед собой шлагбаум. Вернее, перед Маздой со мной на переднем сиденье, которая замирает перед этим самым — белым в красную полоску — шлагбаумом, привычно демонстрирующим покорность, которая у них, шлагбаумов, в отличие от людей, выражается не преклонением, а напротив, гордой выправкой почти перпендикулярно земле.
— Да вроде… — неуверенно бормочу я, понимая, что фраза мамаши Албу о том, что нам по пути относится к ее, а не к моим планам.
Путь этот приводит нас в подземный гараж кишиневской новостройки, шестнадцатиэтажки с дорогущими квартирами, в связи с чем, собственно, путь во двор и загораживает шлагбаум а под домом располагается длиннющий — машин на семьдесят — гараж, из которого на лифте так легко попасть прямо на свой этаж, хотя бы и шестнадцатый.
И хотя лифт поднимает нас легко и стремительно, как две пушинки, а не больше центнера живого веса, я успеваю подумать, что неплохо бы все же быть готовым отвечать на вопросы. Хотя бы во второй раз за один день.
С другой стороны, стоит ли заливать, заранее зная, что ложь выплывет в самый неожиданный момент, совсем как дерьмо перед носом купающегося в море? Врать ли о том, что наши симпатии с ее дочкой взаимны, и что лишь служебная, мать ее, этика удерживает меня от проявления сильнейших и, главное, искренних чувств к ее Сашеньке?
Неплохо бы иметь при себе подробный, со всеми плюсами и минусами, расклад, желательно заранее заученный. Меня же, пока мы с Албу заходим в ее квартиру на седьмом этаже, прошибает пот: я вспоминаю о дырке на носке, гребанном турецком носке, который, как назло, не дожидается меня дома, на полке гардероба, а вот–вот покажется во всей своей трикотажной красе, вынырнув из своего привычного транспорта — черной правой туфли.
Читать дальше