Вячеслав Кашицын - Ни стыда, ни совести [сборник]

Через два часа Лариса уже была у нее.

— Ты только не смейся, потому что это не смешно. Я сейчас тебя кое о чем попрошу. Это легко. Сделаешь?

— О чем, бабуль? Тьфу ты! Прости… Ну, да.

— Ок. Задай мне какой-нибудь вопрос, на который можно ответить «да» или «нет». Любой. Только быстро.

Лариса задумалась и, с подозрением глядя на подругу, сказала неуверенно:

— У тебя ПМС?

Олеся несколько мгновений глядела на нее. На лбу у нее выступили капли пота.

— Ты что издеваешься? Ты чего-нибудь полегче спросить не могла? Когда это у меня был ПМС, а? Ты сама на себя посмотри. Реально говорю, Лор. Парня тебе надо. Чтоб он тебя хорошенько… — Олеся прикусила губу, видя, как подруга меняется в лице.

— Ты же сама попросила, — обиделась Лариса, — а насчет парней, не вали с больной головы на здоровую. Кто мне вчера в салоне истерику устроил? Не ожидала я от тебя, мать…

— Ладно, прости. — Олеся дотронулась рукой до ее коленки. — У меня проблемы, серьезно. Какой-то тип в метро меня закодировал, что ли… Короче, на все вопросы я отвечаю «нет», понимаешь?

— Да?

— Нет.

— Клево.

— Ничего клевого.

Олеся внимательно поглядела на подругу.

— Не веришь? Слушай, это серьезно. Клянусь. Спасибо за костюм, кстати. Ты поняла, что вчера… произошло?

Лариса с сомнением смотрела на Олесю. Вынула мундштук, сигареты, закурила.

— Ну и?

— Что — ну и?

— В чем проблема?

— Да ты что, не понимаешь, что ли? Он меня закодировал, этот урод! И теперь… ты что?

Лариса лукаво улыбалась.

— Ты девственница? — вдруг спросила она.

Напряжение. Желание, страстное желание согласиться. То есть солгать. И — неудача.

— Нет.

— Идем дальше. Я — твоя подруга?

— Нет.

Теперь — без всякого напряжения. Как выдох.

— Это почему же нет?

— А потому. Ты сама подумай, можно ли назвать подругой ту, которая, перебеги дорогу случайный парень, готова тебя кинуть? Или, скажем, подставляет тебя, и не раз и не два? Помнишь ту историю с пирожными Черновой? А с банковскими карточками, кто их тогда заполнял? Лор, ты знаешь, я тебя люблю, но ведь именно от тебя эта сволочь Ленка узнала о том, что Володя был у меня! А у нас ничего не было, он просто чмокнул меня в щеку, сама удивилась, взял конспекты и ушел… нет, кстати, не удивилась, обиделась, но это к делу не относится… Короче, Левенцова, что ты на это скажешь?

Олеся залилась краской.

Лариса побледнела.

— Ну, мать… — начала она, вставая, — ты совсем свихнулась, что ли?

— А ты будешь оправдываться? — Олеся говорила с убеждением, хотя на лице ее были написаны стыд и страх. — Нет, ну скажи, будешь?

— Не буду, — с достоинством сказала Лариса. — Все так и было. Но ведь и у тебя рыльце в пушку. Незачем отбивать чужих парней. Это нечестно. И эти пирожные я готовила. И банковские карточки — тоже я. Дальше что?

— Подожди, подожди, Лор…. — пробормотала Олеся. — Подожди, это я… Это что-то со мной…

— С тобой действительно что-то. Я знаю, зачем ты все это придумала. Ты не любишь Дато. И хочешь его кинуть. В церкви, на венчании. Когда батюшка спросит тебя, согласна ли ты стать его женой и т. д. Тебе лишь бы скандал. Пустое тщеславие. Давно знала, что ты такая. Ладно, я пошла.

Олеся сидела у себя в комнате, запершись. В слезах. Никого не пускала к себе — ни мать, ни теток, ни младшего брата, который пытался открыть дверь под предлогом, что принес ей поесть. У нее не только не было сил обдумывать то, что они с Ларисой наговорили друг другу — хотя все это, за небольшим исключением, была правда, — но и рыдать больше не было сил. Никто из тех, кто был за дверью, не понимал, что с ней, — и, судя по шушуканью и робким попыткам войти, на понимание рассчитывать нельзя было: они явно предполагали, что это предсвадебный кризис.

Итак, она потеряла надежного ухажера. И лучшую по другу.

Но, по здравом рассуждении, была ли Лариса ей подругой, если обнаружилось, что она ее подставляла? Она, Олеся, тоже не ангел — и, значит, между ними не было никакой дружбы? Что, это действительно так? И теперь рассказать о происшествии некому, просто некому — мама скажет, что все в руках божьих, в лучшем случае… зачем скрывать от себя правду — плачет-то она вовсе не потому, что ушла Лариса, а потому, что она нарисовала ей эту картину!

И Олеся живо представила себе, как в свадебном костюме, при свечах, в присутствии родственников, среди народа, она стоит, взяв за руку Дато, как держат над их головами венцы и как батюшка в белой ризе спрашивает ее: «Раба Божья такая-то, хочешь ли ты быть женою раба Божьего такого-то, и быть с ним и в печали, и в радости, и в счастье, и в горе, пока смерть не разлучит вас?» — и как она отвечает… Она не может так оскандалиться!.. Ужас, ужас! Олеся всхлипнула. Раздался тонкий голос Пети: