Вячеслав Кашицын - Ни стыда, ни совести [сборник]

— Надя, приезжай ко мне. Приезжай сейчас.

— А почему сейчас? На ночь? Что, соскучился?

— …

— Вообще, зря я к тебе приехала.

— Еще не поздно уехать.

— Да? Вот как?

— Надя, послушай меня. Пожалуйста, не наступай. Давай не будем бороться, давай я обниму тебя, давай помолчим. То, что между нами происходит, — это борьба, она изматывает нас обоих. Не наступай. Уверяю тебя, человек, занимающийся борьбой на более высоком уровне, тебя победит. Используя твою же энергию. Твой же потенциал. Как в айкидо.

— Ты хочешь сказать, то, что между нами происходит, — это айкидо? Зашибенно. Айкидо!

— Я хочу сказать: не наступай так активно.

— Пойду-ка я на кухню. У тебя спички есть?

— Нет.

— Ну, дожил. А я голодна. У тебя что-нибудь есть поесть?

— Нет.

— Мог и приготовить. Хотя и правда — что для них, девушек, готовить? Их много, пускай сами…

— Надя.

— Все, ложусь. Ой, что это у тебя тут за пружины? Ай! Слушай, дай я лягу на край, а? Спи сам на этой проволоке… Ой… Ну кто же так…? Нежно надо, нежно… А еще герой-любовник! Что отвернулся? Ну ладно…

— Надя!

— Ой, обиделся! А еще говорил, что обидеть его невозможно! Ну спи, спи…

…

— Надя, что с тобой?..

— Ни… Ничего…

— Ты… почему плачешь? Что случилось?

— Ничего. Как так можно встречаться, когда каждый день думаешь: когда тебя пошлют ? А? Как?

— Юр, мне… Я должна сказать тебе.

— …

— Я хочу быть с тобой честной.

— …

— Я полюбила другого человека.

— …

— Ну, не молчи, прошу тебя! Скажи хоть что-нибудь! Не молчи!!!

Было время, когда он ходил пешком. Грех в этом не велик — все мы были детьми. Но он стыдился… И, конечно, мечтал. Уже тогда, в те годы — пылкой отроческой порой — он задумывался о ней . Ему повезло: он ее встретил. Как это произошло? Случайно, как и все, что суждено судьбой. Он шел мимо автосалона, и она из-за витрины мигнула ему. Или ему показалось? Как бы то ни было, видел он только ее — сквозь тусклые, со следами грязи, стекла. Он зашел внутрь. Помялся: ухватистый менеджер, в гротескно-коротком галстуке и с папкой в руке, конечно же, не обратит внимания на бедного студента в потертых джинсах и сандалиях на босу ногу… Но — о чудо! — менеджер подошел к нему. Спросил, чуть улыбаясь, какая модель его интересует. Та, что мигнула фарами, хотел ответить он. Или ему показалось? За рулем ведь никого не было. Сверкающих, новых, зовущих, в свете ламп, на подиумах — их было много. Но ему была нужна она. Она одна, — ведь не зря же и она избрала его, выделила из толпы миганьем своих, с поволокой, глаз?

Это была, вероятно, любовь с первого взгляда. Впрочем, он не спрашивал себя почему. Почему, подбирая себе квартиру, мы однажды, едва переступив порог, чувствуем: это наш дом? Почему, отыскивая дубленку, мы узнаем нашу еще до примерки? Он с трепетом согласился сделать пробный заезд, когда менеджер, слегка утомленный ее описанием, экскурсом в ее внутренности, восхвалением ее хода, — предложил сесть за руль. И тут она — или снова почудилось бедному студенту? — вновь мигнула, но не фарами (менеджер отвернулся), а поворотным рубиновым огнем, приглашая. Как уютно было внутри нее! Она словно обнимала невидимой оболочкой ласки; это нельзя было назвать грубым словом «комфорт» — ни эти мягкие сиденья, ни эту гладкую панель, ни податливую ручку передач, ни услужливый руль! Она, мнится, даже — ну и фантазер же ты, студент! — чуть лукаво хохотнула, когда он выжимал сцепление. И — смутилась; с готовностью отозвалась на пожатие педали, мягко тронулась; и потом вела себя до того естественно-невинно, до того порывисто-трогательно — подчинялась малейшему движению руля, готова была лететь от слабейшего нажима на газ, сконфуженно становилась при первой попытке торможения. Это был сон — яркий, незабываемый, мгновенный…

Что испытывал он, расставаясь с ней? Восторг, сожаление, тоску, горечь.

Менеджер, понимая его, не рассердился. Не все могут позволить себе — быть вместе…

Бедный студент вышел; и чувство отчаяния от неспособности обладать ею, чувство унижения от своей несостоятельности — сменилось гневом на себя, потом решимостью.

Что было делать? Он продолжал ходить пешком, стыдясь. Поглядывал изредка на блестящих, только что с конвейера, красавиц, которых вели уверенные и состоятельные. Но — куда им было до нее! В минуты слабости — решимость отступила так же быстро, как и явилась — он пробовал такси. С его точки зрения, это было хуже, чем пешком, но с кем-то он должен был приобретать опыт! И конечно же, каждый день он ходил смотреть на нее, — боясь попасться на глаза менеджеру; и она так же — он не верил зрению! — мигала ему фарой из-под немытого, в грязных потеках, стекла; а то вдруг, казалось, исполнялась какой-то дрожью, и мнилось, что она вот-вот взлетит. Потом она исчезла.