Вячеслав Кашицын - Ни стыда, ни совести [сборник]

— Откуда она здесь?

Я задал этот вопрос, хотя знал на него ответ.

— Она тут была, — ошалело начал Васильич. — Она тут была, богом клянусь, мужики. Тут отродясь такой красоты не было — и вот те на. Я Урману уже рассказывал. Захожу утром, открываю ворота, а тут штора. Я-то ее редко использую — если помыть что, или отгородиться, вы же знаете, а тут… Ну и она.

Васильич замолк, вытирая лоб.

— Это та же самая машина. — Урман внимательно посмотрел на меня. — Номера те же. Ты съездил, куда хотел?

— Да.

— Успешно?

— Как видишь.

Я выбрался из салона, пытаясь собраться с мыслями. Меня охватило знакомое воодушевление.

Что это, если не знак? Разве теперь я не знаю, как поступить? Или хотя бы не догадываюсь? Не надо кривить душой — я уже вижу, что должен сделать, смутно, но вижу; как же это просто и логично!

Я снова изучил царапину. Конечно, это она. Сколько же я вынес, чтобы очутиться в этой точке, чтобы заслужить это возвращение ; теперь главное — не ошибиться с дальнейшими действиями.

— И что теперь? Мужики, вы мне объясните, что происходит? — Васильич ходил вокруг машины.

— Не дрейфь, дед, разберемся. — Урман продолжал испытующе смотреть на меня.

— Она побудет здесь… немного. — Я не мог оторвать от нее взгляд. — А потом я ее отгоню.

— Куда?

— Не знаю.

Если бы не зверский холод на улице, я переночевал бы прямо в машине. Несколько раз за ночь я вставал, выбирался из «спального отсека» и шел проверять, на месте ли она. Я до конца не верил, что все это наяву. Но «Ягуар» был там же. Мне не хотелось покидать его даже на минуту, но утром меня ждали дела.

Я отправился к сестре.

— Ты была права, — сказал я ей с порога, радуясь, что с ней, судя по ее виду, все в порядке. — Ты была права.

— О Господи, Игорь! Где ты был? Ты…

— Давай не будем изображать любящих друг друга, хорошо? Хотя бы сейчас, ладно? — Благодушное настроение покинуло меня, я прошел в квартиру. — Я пришел попрощаться.

— Ты… уезжаешь?

— В некотором смысле да.

— А где ты был? Я звонила…

— Наверное, не туда звонила. Я был дома. У нас дома. В Окулово. Искал могилу родителей.

— Как — искал? Разве она…

— Я ее не нашел. Съезди, может ты найдешь. Может, я ослеп совсем. От слез. — Я говорил ей вовсе не то, что хотел сказать. — Ты квартиру получила?

— Какую… квартиру?

— Которую Вакуленко обещал.

— Нет, но он сказал….

— И не надо. Неважно, что он сказал. Не говори больше с ним. И не отвечай на звонки. До тех пор, пока я… не уеду. У нас с ним договор, он не осмелится его нарушить. У тебя будут деньги. И все, что ты хотела. И квартира, и машина. И вилла, и яхта.

— Игорь, что ты…

— Ты ведь этого всего хотела? — Прощание явно не получалось. — Если бы не ты, они были бы живы, понимаешь ты это или нет?!

— Кто они? Мама с па…

— Да! И мне не пришлось бы… Мы уехали бы оттуда вместе, или вместе остались, не важно, и они были бы живы, и я не задумывался бы о том, что такое совесть, и не писал бы… Все было бы иначе!

— Игорь, Игорь!..

Я чувствовал, как слезы снова текут по моим щекам. Я пытался сдерживаться, видит Бог, пытался.

— И она … С ней бы этого не случилось, если бы не ты. Я бы не встретил ее, с ней бы этого не случилось.

— Игорь, ты не в себе… Ты не в себе, пожалуйста, уходи… Я боюсь, пожалуйста, уходи…

Я не хотел, чтобы прощание было таким, видит Бог, не хотел. Но не сдержался. И теперь не знал, что делать.

— Ладно… Сделай все так, как я сказал. — Что-то во мне кричало, вопило: «Это твоя сестра! Скажи ей, что ты ее любишь, скажи, ты видишь ее в последний раз, незачем объяснять ей все, просто скажи!» — но я не мог пересилить себя, я просто ненавидел ее. И желал — здесь и сейчас — обвинить ее в том, что сделал сам. — Все, сестра , я ухожу. Прости.

Мне не нужно было к ней ходить, я знаю. После этой встречи в течение нескольких дней я занимался такими безобразными вещами, какие только мог себе вообразить. Обо всех моих приключениях, как всегда, сообщили СМИ; подробно с ними можно будет ознакомиться в моей «автобиографии», которая, расширенная и дополненная, выйдет спустя некоторое время. Раскаиваюсь ли я? Нет. С улыбкой — а не с омерзением, как следовало бы ожидать, — вспоминаю, как разделся догола на Триумфальной площади и испражнялся на арку; как, заблеванный с головы до ног, приставал к прохожим; как бил витрины и кликушничал, вызывая Пешнина; как извергал из себя слизь и скверну. Вы полагаете, я сошел с ума? Как бы не так. Я познал истину. Изнанку этого мира, лживого мира Реки. Это вы каждодневно сходите с ума, когда гонитесь за призрачными ценностями; вы сходите с ума, когда руководствуетесь глупыми традициями предков и застарелыми предрассудками; вы сходите с ума, когда внимаете тому, что изливается на вас со страниц газет и экрана телевизора; вы сходите с ума, когда сочетаетесь браком и мучаете друг друга годы и годы и бездумно плодите детей, таких же, как вы, пустых и ничтожных; вы сходите с ума, когда верите в вашего Бога, которого нет… и все это время вы лжете. Я познал истину. И, разумеется, никто не осмелился даже заключить меня под стражу. Все быстро поняли, что делать это бессмысленно. Как и стрелять в меня, что уже было проверено, и не раз. Что, съели? Но мне нужно было сделать еще кое-что. Посетить кое-кого. Раздать долги. Не то чтобы я собирался мстить — но хотел посмотреть на него, ведь я ни разу не видел его вживую.