Вячеслав Кашицын - Ни стыда, ни совести [сборник]

Он снова помолчал, перебирая бумаги и не выпуская сигарету изо рта.

— А как вы объясните тот факт, что ваши друзья не знали о вашей связи? Вы намеренно скрывали это от них?

Я смутился.

— Нет, не скрывал. Я… хотел сделать для них сюрприз. Или… нет, я просто стеснялся сначала, мы ведь недавно были знакомы, а…

В самом деле почему? Я и сам не знал. Когда мы только что познакомились, у меня возникло жгучее желание представить ее Урману, Васильичу, Ане… Но я этого не сделал. Помню, каждый раз, когда я видел ее посты на сайте, меня подмывало сказать своим, что я знаком с этой девушкой, что она — умница и красавица, что я, наверное, влюбился… А потом она перестала заходить туда — мы чаще стали встречаться, и необходимость в виртуальном общении отпала…

— Кстати, о ваших друзьях. Вы познакомились с ними тоже благодаря сайту?

— Да.

— И с Тятиным?

— С Васильичем — нет. Мы с ним работали. А с Урманом и Аней — да.

— Кроме этих троих, у вас есть кто-то близкий?

— Нет.

Я не видел смысла что-либо скрывать. Они, вероятно, и так все уже знают. И про друзей, и про мою семью.

— То есть вы не можете объяснить, почему вы скрыли от близких вам людей свое знакомство с Елизаветой Пешниной? Вам не кажется, что это говорит не в вашу пользу?

Я промолчал.

— Хорошо. А чем вы занимались, когда встречались? Вы же должны были о чем-то разговаривать? И, Игорь Рудольфович, не говорите мне, пожалуйста, что вы там обсуждали культурологию. Ваша жена не могла не проговориться, кто она есть на самом деле.

— Она говорила. Но в общем.

— Что именно?

— Что живет с отцом, мать умерла. Закончила журфак.

— Что еще?

— Ни… ничего. Да… сказала, что она одна в семье.

— А про работу?

— Рассказывала, что работает внештатным корреспондентом в «Авторевю». Пишет о машинах.

— И все?

— Да.

Пшенка как-то нехорошо усмехнулся.

— А вы ей о себе что рассказывали?

— Почти все. Поймите, мне нечего было скрывать. И я верил… верю ей, зачем мне интересоваться тем, что она сама, быть может, расскажет, только позже?

— Значит, она скрыла от вас, к какой семье принадлежит, а вы, живя анахоретом, так и не узнали, в сущности, кто она. Правильно я понимаю? — Пшенка встал, прошелся по кабинету и сел снова. — Так?

— Да… так.

— Хорошо. Вернемся к тому, о чем она вам говорила. О ее работе в автожурнале. Это главная тема, на которой вы сошлись? Ну, помимо прочих?

— Нет, мы о многом говорили… Хотя, конечно, она очень хорошо разбиралась… разбирается в автомобилях.

— И вас это тоже не насторожило?

— Нет.

— А вы знали о том, что она написала на вас доверенность на управление машиной, на которой вы ехали?

Мне показалось, что этот вопрос уже был.

— Нет, я же говорил… нет. — Ему, кажется, важен был не ответ, а выражение моего лица.

— Правда?

Он продолжал пристально всматриваться в меня. Я вдруг ощутил почти физически его давление, стремление увидеть не в том, что я говорю, а в моем поведении подтверждение его версии: я убил, я. Мне стало не по себе.

— А когда вы впервые увидели эту машину? Я имею в виду «Ягуар»?

— Она приехала на ней в ЗАГС. Сказала, что это такой торжественный момент, что и авто должно быть соответствующее.

— И вам не пришла мысль о том, что она, вероятно, из состоятельной семьи?

Я вздохнул.

— Послушайте, вы мне не верите? Нет! Я не знал, кто она такая, не знал!

— Хорошо. — Он не отвел взгляда. — Значит, все у вас было обычно? Как у людей? Вы за ней ухаживали, а потом получили согласие?

— Да.

— Замечательно. А дома у вас она была?

— Да, несколько раз.

Пшенка заметно мрачнел.

— И что, ей там понравилось?

Я молчал, глядя на него.

— Я спрашиваю, ей там понравилось?

Я вытер выступивший пот с лица.

— Почему вы разговариваете со мной таким тоном? Я не буду отвечать на вопросы.

Секретарь, протоколирующий нашу беседу, перестал печатать. Пшенка снова встал из-за стола, прошелся по кабинету, роняя на пол пепел. Закурил новую сигарету. Зло усмехнулся.

— А может, Игорь Рудольфович, вы просто… с ума сошли от счастья? А? Почему бы и нет? Вы мне тут рассказываете, что не знали, кто она такая, и думаете, я вам поверю? Вы ведь, верно, узнали, кто она, очень быстро! И поняли… А? Не было ни гроша, да вдруг алтын? Красавица, да еще и богачка! Вот и не уследили за дорогой, а? Не справились с управлением? Ну же, отвечайте!

Я почувствовал головокружение. Вопросы сыпались из него. Я понимал, что он пытается поймать меня на противоречиях, «расколоть», заставить сознаться в том, чего я не совершал. Я перестал отвечать; он дал мне выпить воды. Сделал знак секретарю, предложив без протокола рассказать, каким образом я все спланировал и осуществил. Пообещал содействие. Едва в сознании, я непоколебимо стоял на своем — и тем довел его до того, что он начал кричать и ругаться.