Алексей Ловкачёв - Приключения бывшего мичмана

Фотограф Юра, тоже 25-летний, был веселым и приятным в общении женатиком. У него недавно родилась кроха, но он продолжал бегать кроссы, как пацан. Он отслужил в армии, но ко мне относился не как к салаге, что иногда замечалось за демобилизованными ребятами, а как к равноправному члену коллектива. У Юрия была работа хлопотная, связанная не только с корпением в тиши и темном свете красного фонаря, но и с разъездами. Затем его сменил Эдик Эльксин — тщедушный холостяк с черной бородой, которому было за тридцать. С ним тоже у меня установились нормальные товарищеские отношения. Благодаря его стараниям в газете «Минская правда» оказалась заметка с моей фотографией, где представляли меня, как передовика соцсоревнования, «каждодневно перевыполняющего сменное задание». Я понимал, что если бы не Эдик, который с этой газетой сотрудничал, то мой город ничего обо мне не узнал бы. Такова жизнь.

В нашем коллективе был и приходящий кадр. Трестовский работник привозил нам задание из надстроенной над нами организации, был соединительной с нею нитью или даже пуповиной. У этого кадра, по удивительным закономерностям нашего сектора, было весьма распространенное имя — Тамара. Незамужняя женщина, которая кроме 28‑ми лет имела весьма привлекательную, обтянутую штанишками часть тела, на которую со спины с вожделением поглядывал Юра, а иногда с горящим, как у пионера, взором даже салютовал ему своими ладошками. Позволял себе… В ответ он получал по рукам и довольно улыбался, при этом его и ее щеки, как у настоящих пионеров, рдели невинным пунцовым цветом. Тамара у нас частенько засиживалась, сообщая последние события в тресте и живо обсуждая наши новости. Ей нравилось находиться у нас — подальше от начальства и поближе к душевной компании.

Как и положено в дружном трудовом коллективе, я «обмыл» свою первую взрослую зарплату, отнюдь не первую вообще. Для «обмываний» поводов, подворачивающихся самими собой, в виде государственного праздника или дня рождения, хватало. И мы не терялись, сбрасывались по рублю. При этом Юра начинал так:

— Может, скинемся по рваному и в школу не пойдем?

Наш самый демократичный начальник в мире не возражал, и первый бросал свой мятый рубль в общий котел. Меня как самого молодого и заводного посылали в магазин, иногда со мной шел Юрий или Петр. Перед этим проводился короткий инструктаж. К бутылке с прозрачной ректифицированной жидкостью мы добирали граммов 200–300 «Эстонской» или «Любительской» колбасы с салом или «Докторской» без сала, консервы «Килька в томате» и, конечно же, парочку плавленых сырков «Дружба». Сейчас, трудно себе представить, насколько это были качественные и вкусные продукты! А тогда мы не целили этого, увы… К тому же — сколько народу сплотил белый квадрат с символическим и самым популярным названием «Дружба»! Этот замечательный натуральный продукт в серебряной фольге и с узнаваемой этикеткой у рабочего человека частенько оказывался единственным закуской, что было прекрасно! Самая демократичная закуска той эпохи смогла стать любимой из–за доступной цены, высокого качества, возможности поделить ее практически на любое количество порций и из–за того, что не была маркой и не имела запаха.

Перед застольем кто–нибудь у себя в кармане или в своей ссобойке обнаруживал на десерт наливное яблочко, которое сначала разрезал на четыре дольки, а потом одну из них делил еще на несколько частей. В большинстве случаев к нам присоединялась трестовская Тамара, а иногда и муж Антонины. Наши посиделки длились по–разному, иногда мы управлялись за час–полтора, но бывало и подольше. Расходились мирно без разборок и без выяснения отношений. Бывало, пионерский запал от подброшенного керосина у Юры и Тамары разгорался, и тогда у обоих вдруг находилась срочная работа в фотолаборатории, правда потом ни позитивы, ни негативы для отчета не представлялись. Почему–то. Думаю, что из–за яркого пламени пионерского костра у них получались одни засветы.

Советское время нам запомнилось и оказанием городом шефской помощи селу. Не мне судить о ее эффективности, но каждый сезон предприятия города посылали своих работников в подшефные колхозы и совхозы. Мне также повезло, когда однажды вместе с «десантом» нашего треста меня забросили в богом забытую вёску. Одно дело быть там летом, когда все цветет и пахнет и осенью, когда со слов русского писателя и поэта Алексея Плещеева:

Скучная картина!