Алексей Ловкачёв - Приключения бывшего мичмана

Любо Всевеликому Войску Донскому и его Атаману!

Любо Ростовскому казачьему округу и его атаману!

Любо казакам!

Портрет в служебном интерьере

Десятый год я работаю в центральном аппарате одного из ведущих банков республики. Признаюсь, мне повезло, так как после милицейской службы эту непыльную работу с чистой совестью можно назвать «не бей лежачего». Ведь, идя по жизни, мы наши новые ощущения невольно сравниваем с прошлыми, не зря реклама предлагает «почувствовать разницу». Мои нынешние коллеги тоже пришли сюда из органов, поэтому мы соратники и друг друга понимаем с полуслова.

Наше рабочее пространство разделено на три кабинета с общим предбанником. В предбаннике стоят два шкафа для верхней одежды и холодильник с печкой СВЧ. Прямо из него дверь ведет в кабинет начальника отдела Игоря Михайловича, где также располагается главный специалист Виталий Викторович. А я, главный специалист, вместе со Святославом Евгеньевичем, заместителем начальника отдела, нахожусь в кабинете справа от входа.

Самые интересные и непредсказуемые в своих эмоциональных проявлениях товарищи располагаются в кабинете слева. Если мы — бывшие коллеги по органам внутренних дел, то два Ивана, главных специалиста как бы подчиненного мне сектора, в прошлом — сотрудники конторы. Можно сказать, что они — наши союзники, или смежники. Еще их называют «старшими братьями». Глядя на них, можно подумать, что из народных сказок в них переселились младшие братья–дураки. Похожи они только в одном — во взаимном неприятии друг друга. Их бескомпромиссный антагонизм зашкаливает настолько, что является примером крайне отрицательных отношений «начальник — подчиненный» и «подчиненный — начальник».

Иван Зефирович, сравнительно молодо выглядящий для своего 65-летнего возраста, — ниже среднего роста, подтянутый, коренастый, седовласый мужчина. От своего ближайшего предка он получил польские корни, а от природы — интеллигентность и уважительную предупредительность. Я не могу вспомнить случая, чтобы он кому–то хоть раз, хоть в чем–то отказал. Но если все же по какой–то апокалипсической причине он не в состоянии выполнить чью–нибудь просьбу, то долго извиняется и обильно посыпает свою голову пеплом.

У меня сложилось впечатление, что этот старательный товарищ, будто находясь под влиянием сильнодействующего наркотика, попал в постоянную служебную зависимость от своего, как мне кажется уже пожизненного, начальника Ивана Павлиновича. Безобидный и безотказный, как старый испытанный немецкий фотоаппарат «лейка», Иван Зефирович в работе и в пользовании прост и надежен, поэтому, никогда не подводит. Хотя… по своей душевной доброте иногда сам напрашивается на выполнение работ для других подразделений, чем вызывает раздражение начальственной вертикали. Просто у него золотые руки, к которым работа сама так и липнет.

Когда мы на управление получаем канцелярские принадлежности, то вся тара и упаковка в мусорный бак не выбрасывается, а поглощается бездонными тенетами левого кабинета. Наш мастер безотходных технологий способен найти применение любой старой и даже использованной вещи. Он может из упаковки, которую обычный человек приговорит к сожжению на свалке, сделать нечто качественное, очень нужное и до крайности функциональное. Это свое весьма ценное свойство Иван Зефирович использует в деле изготовления разнообразнейших видов упаковки для многочисленных датчиков, приборов, агрегатов своего сектора. Он, как швея индпошива, что вплоть до миллиметра, а то и микрона вымеряет все нюансы фигуры своего «клиента», которого «обшивает» самым тщательным образом. Упаковочный дизайнер любит аккуратность и точность не только в датчиках и приборах, но и в «сшитой» на заказ «одежде» — в самодельных тубусах, контейнерах, шкатулочках, коробочках. Есть слово «экспрессия», которое в переводе с латинского языка означает выразительность произведения искусства, чувств, переживаний. Одним из средств выражения своего миропонимания коробочных дел мастера является умение любой мелочи найти полезное применение. Не зря он за красивую или необычную коробочку, а тем более удобную и функциональную упаковку, рассыпается в искренних и долгих благодарностях. Тогда от неизмеримого проникновения в собственную доброту мы к Ивану Зефировичу испытываем особую признательность.