Алексей Ловкачёв - Приключения бывшего мичмана

Пока бегал туда–сюда, к нашему обществу проявила интерес стройная особа лет за сорок. Инга — знакомая атамана, сотрудница масс–медиа, приехала из прибалтийского городка, чтобы у себя дома осветить праздник, а заодно выступление своего коллектива художественной самодеятельности. Прибалтийская красавица всем кажется весьма соблазнительным объектом для чтения ей рифмованных текстов и благозвучных тезисов. Как назло, она одета в воздушного покроя и романтически алого цвета парусину — брюки, блузу. И мы все разом на нее, как пионеры, западаем. Инга настолько хорошо осваивается в нашей тепленькой компании, что в безотчетном порыве, как маленькая шхуна, которая от бури уже не просит, а требует покоя, плюхается в гавань — на колени Петру. Тот в состоянии штиля — наркозного равнодушия, на ухаживания активной общественницы реагирует индифферентно. Такое отношение ее лишь распаляет, и она во всеуслышание фрахтует уютную бухту:

— Петруха, ты мой и только попробуй уйти налево.

У атамана непроизвольно округляются глаза, и он не из любопытства задает вопрос:

— Инга, а как же твой муж, его сердце от ревности не разорвется?

На что подгулявшая нимфа, находящаяся хоть и в здравом рассудке, но в нетрезвой памяти, отвечает:

— Я здесь, а мой муж там, — мазнув рукой в неопределенном направлении, она широким жестом заключает шею своего кавалера почти в болевой захват.

В народе бытует поговорка: чего желает женщина, того хочет Бог. В нашей толерантной компании сомневаться в истинности народного постулата никто не собирается, даже сама жертва пьяненько будто бы соглашается. После ответственного заявления прибалтийской нимфы в адрес амурной парочки тут же сыплются забавные замечания, шутки и предложения — все на грани пристойности.

Под действием внешних сил наше собрание незаметно распадается на кулуарные междусобойчики. Инга уже не романтическим корабликом с обвисшими алыми парусами ютится в гавани доброй души моего друга. Слава что–то бурно обсуждает за соседним столиком с молодыми кадрами женского пола. Наверное, он ведет агитацию по поддержанию нашего собрания и, похоже, ему это удается, одна из кандидаток нежно к нему льнет — уже готова голосовать руками и ногами. Алеся с Виктором, попеременно используя длиннофокусный аппарат, в вечерних сумерках фотографируют веселящийся народ, теряясь в его толчее. Атаман наслаждается приятным вечером. Я, порядком начитанный, раскачиваюсь на стуле, озираюсь по сторонам, пока взглядом не утыкаюсь в маленького мальчика, который у меня спрашивает:

— Дядя, а где мои родители?

От неожиданного вопроса я чуть вместе со стулом не кувыркнулся — совсем недавно я видел этого мальчугана в пяти шагах от нас, за столиком вместе с родителями. Оборачиваюсь, чтобы убедиться в их наличии. Оба родителя сидят на том же месте и машут руками, со смехом удостоверяют свое местонахождение:

— Мы здесь!

Мне становится смешно, и я шутливо корю малыша:

— Ах, ты хулиганишка, вон же твои папа и мама.

А тот на полном серьезе, набычив свой взгляд, настаивает:

— Где мои родители?

— Ну-у ты и фантазер! Смотри туда, кто тебе машет?

Родители, не вставая с мест, довольно улыбаясь, подзывают своего сынишку, и тот нехотя возвращается.

После 23.00 я катапультируюсь выпрыгиваю из красного кресла и бегу навстречу очередному шествию, которое меня целиком поглощает. Откуда–то из потемок появляются действующие лица праздника в старинных одеждах и плавно огибают белую палатку. Цепочка светящихся пунктиров хорошо просматривается в вечерних сумерках, благодаря горящим факелам в руках участников. Факельная процессия проходит мимо меня и каждый занимает свое место по периметру обширной лужайки, обозначая квадрат — арену представления.

Светящийся квадрат лужайки под куполом темно–синего неба похож на место проведения загадочного языческого обряда. Перед началом действа двое мужчин факелами поджигают небольшие кострища–подсветки. После этого на арену выходят юноша и девушка в диковинных нарядах и устраивают огненную феерию. Они жонглируют факелами, огненными булавами и чем–то похожим на пироштангу. Издалека огни кажутся светлячками, мятущимися в ночном воздухе. Потом из тьмы, будто из ноздрей невидимого огнедышащего дракона, извергается столб пламени. Языческие танцоры незаметно убыстряют свои движения до такой степени, что их факелы на снимках у фотографов рисуют фантастической красоты узоры.