Алексей Ловкачёв - Приключения бывшего мичмана

В комнату с мрачным видом вошла Ирина. Впрочем, Алексий не придал значения ее визиту, просто при даме поднялся и сел на кровати. Ирина, отказавшись присесть, накоротке сказала, что принесла распечатку рассказа о нем, который якобы прочитала. Однако, судя по беспорядочному разбросу страниц, Ветру показалось, что она соврала и до конца не дочитала.

Из последовавшего он понял, что Ирина была недовольная тем, что после их бурной, но безгрешной ночи Алексий не с ней проводит время. И она высказала ему все, что думала по этому поводу… Правда, построила свою речь шла не о нем и его ночных похождениях, участницей и очевидицей которых не была, а о рассказе, где был опубликован его прошлогодний отдых, ну и похождения, конечно. При этом ее лицо было расстроенным и напряженным. Для начала она, как врач–анестезиолог, определяющий дозу введенного в вену обезболивающего средства, чуть не заглянув под веко Алексия, поинтересовалась, а хочет ли он выслушать то, что она имеет ему сказать. Чувствуя, что критика будет отнюдь нелицеприятной, он без оптимизма согласился.

Набор критических средств, коими Ирина выговаривала свою боль, оказался ограниченным. Она все свои претензии к Алексию сконцентрировала в одной не блистающей интеллектом мысли, что тот поступил неправильно, сконцентрировавшись на выложенных в рассказе сплетнях. Дальше концентрат своей критической боли она разбавила парой–тройкой фраз помягче. А потом попыталась повторить критиканское дефиле по костям Ветра, но это ему уже не понравилось. Не желая отнюдь не выдающегося хождения этой девушки по подиуму зла, раздражения, боли и в то же время глумления над «нетленным» произведением о нем, он резко пресек ее попытку:

— Хватит! Я уже понял, что вы хотите сказать, повторять не надо — не дурак. Спасибо за оценку!

Ирина была неглупой девушкой, и отлично понимала, что Алексий как человек с пытливым интересом к людским характерам мимо ее художеств равнодушно не пройдет и что очень скоро она сама предстанет перед читателями в том самом нравственном неглиже, в котором выставила себя пару дней назад перед ним и Петром Яковлевичем. Не особо надеясь на то, что изобличительная речь поможет избежать расплаты за свое неидеальное поведение в будущем произведении о Ветре, которое предстанет в виде очередного сборника о его проказах, Ирина, тем не менее, попыталась дать совет:

— Вот описание природы у автора очень хорошо получилось — мне понравилось. Лучше бы он про природу писал.

«Тоже мне Афанасий Фет в прозе нашелся» — про себя подумал Алексий.

Не нуждаясь в советах, но, чтобы окончательно похоронить чаяния Ирины на безвестное прозябание, чтобы подтвердить, что она попадет в будущий декамерон («сборник сплетен») в той роли, которая ей уготована, Ветер сказал неспешно и с кривой ухмылкой, словно самым циничным и безжалостным образом заколачивал в гроб ее надежд пару гвоздей–соток:

— Знаете, про природу писать скучно. Умному человеку гораздо интереснее человеческие отношения и характеры. Поэтому мой биограф будет писать о том, о чем захочет — о людях и их поступках, а не о природе.

Ирине на это сказать было нечего, и она ушла.

Алексий все прекрасно понял. Кому охота представать в невыгодном для себя свете или в отрицательной роли перед кем–либо, особенно со страниц, пусть даже неопубликованного рассказа? Но и автора, пишущего о Ветре, поймите: если ему «на перо» попал интересный персонаж с занятным характером и незаурядным темпераментом, то как же он мимо такого пройдет. Тем более, не автор, а Ирина вылила на него ушат помоев в виде своего дикого и необузданного темперамента, а Алексий, оставаясь в бледном свете, это всего лишь пересказал своей пишущему другу. Вот такая замечательно–примечательная белорусочка из Орши попалась на санаторном пути ветреному Ветру.

Как–то Людмила из Гродно, узнав, что Алексий во второй раз поехал в санаторий, из чистого любопытства поинтересовалась:

— Слушай, Алексий. А ты что, в санаторий ездишь специально за материалом для рассказов о тебе?

Вопрос оказался насколько для него неожиданным, настолько и занятным. Однако чтобы расставить все на свои места Ветер ответил без обиняков:

— В прошлом году мой друг закончил довольно объемную книгу про то, как служил на подводных лодках, да и сейчас не бездельничает, занят написанием очередного труда о моей работе в милиции, который претендует на еще большую масштабность. Поэтому ездить в санаторий специально для сбора материала по женским характерам у меня нет нужды, ему хватает материала без этого. Однако то, что незаметно преподносит жизнь, или то, что само на меня падает в виде птичьего помета, я замечаю и передаю ему. Зачем же проходить мимо этого, не уложив свои истории в свежую строку?