Михаил Соболев - Иноходец

Загнав тренера в конец зала, под баскетбольный щит, Саша продолжал давить. Его разгорячённое, потное лицо выражало упрямство, сквозь щёлочки припухших от ударов век сверкали угольки глаз. В ухе стреляло. Мирон развёл руки в перчатках, и парень ткнулся ему в грудь. От спортивного костюма пахло французской туалетной водой. Тренер развернул мелко дрожащего Сашу и оттолкнул. Тот крутанулся на месте и опять, набычившись, пошёл на тренера. Мирон, упёршись спиной в стену, обхватил Сашу, сжал и подержал так несколько секунд.

— Посиди, отдышись, Енохов… Так, слушаем: разбились на пары — один наступает, руки за спиной, другой бьёт. Дошли до конца зала, поменялись. Смотреть в переносицу. Себя не жалеть!

Запрокинув лицо, чтобы остановить кровотечение из носа, Саша сидел на гимнастической скамейке. Он дышал ртом и слушал, как проснувшийся молоточек дробит мозг. Голова кружилась.

Тренер периодически останавливал тренировку, давал ребятам время отдышаться, раз за разом повторяя:

— Себя не жалеть!

— Себя не жалеть!

— Себя не жалеть!

Потом начались поединки. Саша всегда работал со Скучиным, которого никто не брал в напарники. От Вовки несло козлом, за что пацаны его прозвали Скунсом. Но Саша всегда обращался к нему по имени.

Скучин драться так и не научился: дистанцию не чувствовал, ударной техники не наработал, «за землю держался» плохо. Саша раз за разом одной и той же подсечкой сбивал того с ног и прижимал к полу, стараясь как можно реже касаться насквозь промокшей футболки напарника. От неё воняло чужим нездоровым потом.

— Добивай! — кричал склонившийся над ними тренер. — Сколько можно повторять одно и то же? Не добил, он встанет и ударит со спины.

Протянув Скучину руку, Саша помог ему помогал подняться. Лежачих Енохов не бил принципиально, что бы ему не говорил Мирон. Дед рассказывал, что ни разу не выстрелил в поднявшего руки врага. «Это нечестно, — морщился ветеран. — Нельзя позволять себе оскотиниться. Особенно на войне».

Саша вообще трудно поддавался дрессуре. Мирон давно бы турнул его из секции, но Иноходца знали в федерации русбоя, он взял кучу призов за победы в турнирах и имел непререкаемый авторитет у пацанов. Чего доброго, возьмут и уйдут вслед за Еноховым. С них станется.

Раздевалка гудела. Только что закончился чемпионат России по смешанным единоборствам в Челябинске. Скучин, ещё не остывший от тренировки, комментировал бой Мурата Мирзабекова, показанный накануне в повторе на «России 2».

— Уходит от его правой, и — на сближение. Тот — левой, прямым. Мурат ныряет и влетает плечом ему под дых… И сразу — апперкот!

Пацаны наслаждались представлением — вид у Скучина был уморительный. В широченных трусах, сам тощий, вертлявый, того и гляди, из них выскользнет. Мокрая чёлка торчит вперёд. Нездоровое землистое лицо изрыто угрями, под носом три волосинки в два ряда, глаза навыкат.

Борзый, которого Скучин случайно толкнул, повёл богатырским плечом, и тот отлетел к шкафчикам, чуть их не опрокинув.

— Развоевался, вонючка, — ухмыльнулся Борзый, но, встретив Сашин взгляд, улыбку спрятал.

Борька Борзов как нельзя лучше соответствовал своему прозвищу. Кряжистый, как выкорчеванный пень, он крепко стоял на земле, широко расставив чуть кривоватые ноги–корни. Шеи у Бозого не было, мощная, как берёзовый нарост, бугристая башка сидела прямо на широченных плечах. Уронить Борьку не удавалось ещё никому. Он чем–то напоминал Портоса в исполнении Валентина Смирницкого. Приклей Борзому эспаньолку и усы, надень на него мушкетёрский плащ, нахлобучь на башку шляпу с пером — вылитый Портос. В драке Борзый шёл напролом, не обращая внимания на удары. Он был на год старше Саши. Даже при сегодняшних требованиях к успеваемости Борзый умудрился два года отсидеть в восьмом классе. Удивительно, как ему только разрешили учиться после девятого. Тут уж, наверное, без мамы не обошлось. Она была в родительском комитете, дневала и ночевала в школе, и Борзый очень этого стеснялся. Он один из всей компании имел приводы в полицию, курил, пил пиво и матерился. Скучин попробовал было подражать Борзому, но после обещания Саши «вырвать язык», это дело бросил.

— А чего Сидиром не появляется? — поинтересовался Саша у Борьки. — На дело то он придёт?

За фанатичную любовь к электронике Романа в компании прозвали Сидиромом, удачно соединив в одно слово его фамилию и имя.

— Что–то у него там дома, не знаю… — цыкнул слюной Борзый. — Отзвонился мне поутрянке, сказал, что всё будет чики–чики, как договаривались. Ты только этого не бери, — он мотнул головой в сторону Скучина и сморщил нос. Их шкафчики стояли по соседству.