Михаил Соболев: Иноходец

То, что мама настраивает себя на серьёзный разговор, Саша понял загодя. Оставшись с ним наедине, она ни с того ни с сего вдруг начинала теребить поясок халата, украдкой вздыхать, заглядывать в глаза сына.

«К выходному сподобится», — загадал Саша. Он жалел маму, сочувствовал ей, понимая, как нелегко быть матерью великовозрастного отпрыска, да ещё обладающего таким несносным характером. И тем не менее Саша не мог примириться с её желанием опекать его, заслонять от жизни, «подстилать соломку» на его пути. Он имеет право принимать все решения сам, если надо, совершать ошибки, набивать шишки и синяки.

В воскресенье, едва Саша после обеда завалился с жизнеописанием легендарного Маринеску на диван, мама тихонько, но в то же время настойчиво, как только она одна умела, постучалась в дверь его комнаты.

— Сынок, выслушай меня, пожалуйста, — попросила мама.

Она села на краешек стула — руки на коленях, спина прямая — и ожидающе взглянула на Сашу.

Пришлось отложить книжку.

— Сашуля, я всё знаю, Вова Скучин мне рассказал о том, что с тобой… гм, произошло. Он добрый отзывчивый мальчик и очень хорошо к тебе относится.

Мама робко улыбнулась:

— Сынок, ты только не психуй, пожалуйста… — она подбирала слова. — Кирилл Петрович побеседовал с начальником полиции. Разговор, как ты сам догадываешься, был непростой, но полковник Егоров хорошо относится к нашей семье, помнит твоего дедушку и обещает эту историю замять. Ты понимаешь? Предприниматель, с которым ты э… подрался, находится под следствием за махинации. Ему сейчас не до тебя — уголовное преследование, машину конкуренты сожгли. В общем, потерпевший, так его назвали в полиции, отозвал своё заявление… — мама замялась. — Как бы это сказать? Его убедили, что будет лучше забыть об инциденте.

Его безумно влюблённая в Мандельштама и Ахматову мама так и сказала «об инциденте».

— Мама, сколько раз тебе нужно повторять, что я вырос?!

Саша в душе знал, что мама была абсолютно права. Раз он такой независимый, и решал бы свои проблемы сам. А то в бега подался, герой. Оттого он и злился, что был неправ. Интересно, приврал Мирон про черепно–мозговую травму? Что–то уж быстро собаковод встал на ноги.

— Хорошо–хорошо, сынок…

Мама вздохнула, собираясь приступить к сути разговора.

— Саша, ты ещё не передумал в училище поступать? Ну, чего там хорошего, в армии, а? Что ты там не видел, портянок?.. Кирилл Петрович всю жизнь прослужил, рассказывал, какие там условия.

«Кирилл Петрович — у неё через слово», — подумал Саша, но вслух ничего не сказал.

— А может, всё же лучше — в ЛИСИ? Пока учишься, в армию не возьмут. Боюсь я, сынок, за тебя, сам знаешь, что в мире творится. А ты у меня всё геройствуешь. — Мама глубоко вздохнула. — Строители сейчас хорошо зарабатывают. Вон Кириллу Петровичу от фирмы две путёвки в Египет оплатили. Так хочется съездить, хотя бы раз в жизни. Все знакомые уже за границей побывали…

Если бы Саше ещё пару лет тому назад кто–то сказал, что у его хлюпающей носом над томиком романтических стихов мамы в предвкушении пляжного ничегонеделанья так загорятся глаза, он в ответ покрутил бы пальцем у виска.

— В бананово–лимонном Сингапуре, в буре, когда поёт и плачет окиян… — пропел, кривляясь, Саша. Он специально исказил слова знаменитого Танго «Магнолия». Вертинского Саша просто не мог терпеть.

Дети сначала возносят родителей на пьедестал, а потом, чуть повзрослев, делаются к ним чудовищно жестокими, не в силах простить недавним кумирам невинные человеческие слабости.

Готовясь к медкомиссии, Саша отрастил волосы, и синих порошинок, поселившихся навечно под кожей виска, было не заметно. Ну, если только приглядеться как следует. Ухо почти не болело и, кажется, стало различать громкие звуки. Саша настраивал себя на победу — правое ухо ведь слышит идеально, но червячок сомнения всё–таки терзал юношу. А вдруг врачи его все же забракуют? И что тогда делать?

Все до одного эскулапы заинтересовались причиной ожога, взрывной травмой, как они писали в заключении, но тем не менее противопоказаний к службе не выявили. Оставалось пройти ЛОРа и терапевта — председателя комиссии.

Ушник, пожилой сутулый грузин с жёсткой щёткой усов под внушительным носом, тоже расспрашивал о петарде, морщился, качал головой, пускал зайчики закреплённым на лбу зеркальцем. Врач раза три заставил Сашу повторять за ним цифры, которые шептал, отвернувшись к окну, потом включил пикающий то громче, то тише прибор.