Леонид Гиршович - Арена XX

Трауэр стоял, засунув руки глубоко в карманы и с веселой злостью – как ему казалось – смотрел на оргкомитет в составе следующих лиц: Браудо, Краснозвездного, Бондаря, Суконика, Ашеровича (которого уже через месяц вычистят), Анютина-Глазкова, Горохова, Шутова, Звонкого-Гулько, Родионова, Буйного, Маузера (не псевдоним), ну и, конечно же, Кирпотенко.

– Пленум явился переломным моментом и со всей ясностью определил партийную доминанту на текущий момент. Каждый раздел, каждый абзац доклада «Ленинизм или троцкизм» может быть темой для художественного произведения. Звонкий-Гулько мне говорил, что у него полным ходом идет работа над пьесой о партийце нового типа. В ней мелкобуржуазной левацкой истерике противостоит спокойная мудрость потомственного рабочего. Пьеса уже включена в план на следующий сезон театром Тукая. Единственно что, товарищи, не следует пренебрегать самодеятельной сценой. Профессиональный театр – хорошо, но двигаться надо и поверх барьеров. Много хуже обстоят дела в объединенной секции газетных работников. Хотелось бы услышать от ее заведующего, что предпринимается в данном направлении. Нам ясно указан адресат: первичные партийные организации. А что мы можем им предложить, товарищ Маузер? Дырку от бублика – вот что мы можем им предложить.

Трауэр сел на свое место.

На том, что слово – опосредствованная мысль, парадоксальным образом настаивает ленинская наука: дескать «в начале мысль была», потом уж она материализовалась в слово. Они действительно думали то, что говорили. То есть что говорили, то и думали и потому могли с полным правом именоваться «честными ленинцами» в списках посмертно реабилитированных. Хотя в вопросе о причинно-следственной зависимости должны были бы стоять на «материалистических позициях»: материя первична, мысль вторична. Как покойники питаются, так они и выглядят, а не наоборот. (Поправим одессита: как покойники говорят, так они и мыслят. Одесский остроумец был даже ближе к истине, чем сама истина: уже задним числом она нагоняла самое себя. Из вышепоименованных членов оргкомитета до «Великой Отечественной Войны 1941—45 годов» не доживет ни один.)

Содокладчиком Трауэра был Суконик, зам Маузера по объединенной секции, редактор журнала «Полымя революции». Он в долгу перед Трауэром не остался:

– Наивно огорчаться, что Трауэр считает дыркой от бублика тружеников ротатора. Еще недавно он был одним из них, и тогда пелись иные песни. Но я никому, даже таким богам-олимпийцам, как товарищ Трауэр, не позволю снять тезис моей статьи о приоритете читательских масс над зрительским коллективом. Товарищ Трауэр и сам делает оговорку в пользу самодеятельных театральных коллективов, понимая всю несостоятельность своих инвектив. Периодическая печать, которой он великодушно поручает исполнить роль дырки от бублика, как раз и является плодоносной завязью для творчества широчайших слоев населения. Он днем с огнем будет искать эту самодеятельность, а она – это мы. Разуйте глаза, дорогой товарищ. И партячейки – это мы.

На писательской встрече в Кремле, где правящий триумвират был представлен Каменевым, Сейфуллина, выступая, назвала РАПП мужским монастырем. Авербах заметил на это, что вот уж никак не монастырь. Отряд бойцов. Но ее, Сейфуллину, готовы поставить комиссаром.

Крестоносцы РАПП – с ее лапп-капп-хапп (харьковская Ассоциация) и др. – представляли собою орден самцов пролетарской литературы. Некрасовский кураж «пощупаем-ка баб» [26], свидетельствовавший социальную близость, трансформировался в кураж туалетной комнаты в мужском учебном заведении: кто дальше бросит персидскую княжну. В письмах к Гусеву, иллюстрировавшему «Повесть о сыне», с которым они коротко сошлись в Голицынском доме отдыха, Трауэр, верный правилу «не хочешь выглядеть провинциалом – звучи циником», расписывает свои подвиги «передовика-забойщика». Дама, которая «спускает в промышленных количествах», пока муж жужжит, это мадам Потифар-Брук. С нею события развивались так. Огненные стрелы жены привели Трауэра в пыточное кресло мужа. Трауэр разинул рот, и перед Марком Захаровичем открылось необозримое поле деятельности: рви – не хочу.

– Ладно, попробуем что-нибудь спасти. Я – художник-реставратор, – он тихонько принялся напевать на разные лады: «Я художник-реставратор…». – У нас в семье одни художественные натуры… Вы, как писатель, должны это оценить… Нуте-с… Так-с… Моя жена, видите ли, особа увлекающаяся, разносторонняя. То у нее лекции по психологии, то у нее НАТЕС. И дочь точно такая же. На конкурсе юных дарований заняла второе место. Пианистка. А первое уже какой-то великовозрастный занял… Сейчас будет немножко неприятно…