Каждый вечер я, чтобы не встречаться с мисс Франсин и тремя учительшами, пролетал верандой и коридором, будто у нас пожар. На заднем дворе, белесом от луны, где чернели лишь фиговые деревья, Белла открывала глаза и глядела на меня. В обоих ее глазах отражалась луна. Стоило ей попить воды, ее тут же выворачивало, и все равно она натужно поднималась, плелась к своей мисочке и снова пила — ради меня. Я поддерживал ее. Бедняжка Белла. Я считал, что у нее рак, и почти всю ночь не отходил от нее.
Мама сказала: Сынок, мне было приятно повидать тебя, но я заметила, что ты носишь в кармане своего красивого пальто старый отцов пистолет, зачем он тебе? У твоего отца душа к нему не лежала, он, когда ушел, не взял его с собой. И насколько мне известно, на ваш банк налетов пока не было. Откладывай ты деньги, сынок, ты, хоть ненадолго, мог бы поехать на побережье. И меня взять. В Галфпорте не бывает душно, можно сказать, почти не бывает .
Подъездная дорожка у Джинни кончается голой лужайкой, по краям обсаженной юккой, кроме юкки там растет только раздвоенное дерево, обведенное скамейкой, — ни дать ни взять спортивная площадка в школе, вот только школы не видать. Одни колючие переросшие юкки, и на них клочьями паутина. К дому можно подойти и под деревьями, надо только обогнуть двор и открыть старую калитку около летнего флигеля. Там в тени стоит статуя еще от моргановских времен — плясунья уперла пальчик в подбородок, вся в оспинах, а ноги разными инициалами исписаны.
Мейдин статуя понравилась, и все же она сказала:
— Вы меня снова поведете к ним? Я думала, может, на этот раз вы сходите без меня.
Я увидел свою руку на калитке и сказал:
— Погоди-ка. Я потерял пуговицу, — и протянул рукав Мейдин. Понял, до чего я докатился, и чуть не заплакал.
— Пуговицу? Да я вам ее враз пришью, отвезите только меня поскорее домой, — сказала Мейдин. Именно это я и хотел от нее услышать, но она еще тронула меня за рукав. Хамелеон взбежал вверх по листу и замер, сопя. — Вот и мама с вами познакомится. Она будет рада угостить вас ужином.
Я отодвинул засов старой калитки. И учуял запах лежалых грушевых паданцев, августовский дух. Я никогда, ни разу не обещал Мейдин ни что буду у них ужинать, ни что познакомлюсь с ее мамой — не было такого, но при этом я не принимал во внимание силу обычаев, неизменную учтивость этих людей, с которыми и не собирался знакомиться.
— Джинни ее пришьет, — сказал я.
— Вот как? — сказала Джинни.
Ну конечно же, она подслушивала наш разговор из летнего флигеля. Она вышла оттуда одна, в руке у нее была дырявая корзина, полная крапчатых груш. Но не отправила нас восвояси, не велела закрыть калитку с той стороны.
Я взял у нее корзинку, понес, помахивая, мы шли впереди Мейдин, но я знал, что она идет следом — ничего другого ей не оставалось. По клумбам расхаживали знакомые дрозды. Поливалка стала течь. И на этот раз мы вошли в дом с черного хода. Руки наши соприкоснулись. Мы наступили на Теллину мятную грядку. Рыжая кошка сторожила у двери, чтобы пробраться в дом вместе с нами; дверная ручка на ощупь была горячая, как рука; старательно обогнув стоящие на крыльце банки с водой, где хранились цветочные отростки: «Осторожно, здесь мамины…», мы переступили порог вдвоем. Не счесть, сколько раз мы входили так в дом, под жужжанье не счесть скольких пчел, обсевших попадавшие на землю груши.
Мисс Лиззи с криком отпрянула и, выпятив грудь, припустила по черной лестнице, тень ее носатым медведем трусила обок по ступенькам. Но доверху она не добежала — обернулась. Осторожно спустилась и уставила на меня палец. Да и как ей не беречься? Именно с этой лестницы спьяну свалился и сломал себе шею мистер Комус Старк, когда, припозднясь, пробирался домой черным ходом. Да, упомянул я или не упомянул? — Джинни скрылась.
— Рандалл. Хочу тебе рассказать, что у меня было на руках. Я играла на пару с Мейми Кармайкл, а ты знаешь, ей до партнера нет дела, все равно как тебе. Так вот, она открыла торговлю в пиках, а Этта Лумис сказала — контра. У меня на руках были: одна пика, пять треф с марьяжем, пять червей с королем и две мелких бубны. Я сказала: две трефы. Парнелл Муди сказал: две бубны. Мейми: две пики, и все запасовали. А когда я открылась, Мейми и говорит: «Партнерша! Почему бы вам не показать своих червей?» Я говорю: «Ну да! На уровне трех и при том, что тебя с самого начала контрируют». Оказалось, что она сидела с двумя мастями — у нее было шесть пик с тузом и валетом и четверо червей с тузом, валетом и десяткой и еще туз к моим трефам. Так вот, Рандалл, Мейми сама могла объявить торговлю на втором круге у меня ведь были три червы. Но куда там! Она видит только свои карты, и мы остались на двух, а могли сыграть пять червей. Ну так как, по-твоему, надо или не надо было мне объявлять три червы?
Читать дальше