Владимир Гурвич - И корабль тонет…

— Я никогда не думал об этом под таким углом.

— Я знаю, и у меня это немного удивляло.

— Но тогда объясни, если ты все это давно поняла, почему молчала, почему помогала во всех моих начинаниях?

— Ты не понимаешь?

— Раз спрашиваю, — пожал плечами Шаронов.

— Я твою жена, я тебя любила и люблю. Поэтому иду за тобой, куда бы ты меня не повел.

— Но если ты видела, что я иду, как ты считала, не туда.

— Это были всего лишь мои мысли, я далеко не была в них уверенна. А, вот в чем была уверенна, что в тот период ты не стал бы слушать меня. У тебя-то не было никаких сомнений в правильности своего выбора.

— У меня и сейчас их нет.

— Ты уверен?

Шаронов помолчал.

— Мне так хочется думать, — признался он. — Если это была ошибка, представляешь, сколько лет и сил растрачено напрасно. Об этом даже страшно помыслить.

— Но ты же всегда говорил, что Бог появляется в душе человека тогда, когда он предельно честен с самим собой.

— До чего же много мы говорим всего. — Он встал и прошелся по каюте. — Но всегда ли понимаем, какую ответственность взваливаем на себя за свои слова? Честно говоря, не знаю, что мне сейчас делать. Наши соратники спрашивают, когда мы вернемся. Им требуется учитель, наставник, руководитель. А что я им скажу? Что у меня появились сомнения в том, что я проповедовал. Только теперь я понял, какой это груз, когда за тобой идут люди. Я не распоряжаюсь самим собой. Все это время стремился к свободе, а получил что-то совсем иное.

Ольга Анатольевна ласково положила ему руку на плечо.

— Я понимаю, тебе сейчас трудно. Но я буду с тобой. Мы преодолеем и этот кризис. Лишь бы с сыночком все было бы хорошо. Это самое главное. А люди тебя поймут.

— А если не поймут.

— Ты должен действовать так, как считаешь нужным.

— Иногда это самое трудное из всех возможных поступков.

Плагиат в том или ином виде в их среде был делом распространенным. Ромов знал немало случаев, когда одни сценаристы использовали, а то и крали сюжеты у других. Даже у него однажды своровали целый эпизод. Он с удивлением увидел его в фильме, правда, заметно переделанный. Но узнать его было ему не трудно.

Он не стал поднимать крик, во-первых, знал, что будет только хуже. Скандалистов нигде не любят, а у него не такое положение, чтобы позволять себе роскошь вести себя подобным образом. А во-вторых, это все равно почти нереально доказать; эпизод переделан, имена изменены. А схожесть в искусстве вовсе не редкость. Даже классики использовали уже существующие сюжеты.

Но Ромов прекрасно отдавал себе отчет, что в данном случае все совсем иначе, плагиат был полным. Как и установленный его виновник. Если эта история всплывет наружу, его репутация будет погублена надолго, если не навсегда. А чем он будет зарабатывать на жизнь? Теперь его судьба в руках Суздальцева и Шаронова. Почему-то он был почти уверен, что с Суздальцевым как-то, но договориться удастся. Ему достаточно что-то пообещать, и он согласится держать язык за зубами. Правда, что именно обещать, Ромов пока не представлял. Гонорара ему теперь не видать, как собственных ушей. Поэтому придется идти на любые условия Суздальцева.

А вот как поступить с Шароновым, Ромов не представлял. Хотя тот и сказал, что его вопрос плагиата не интересует, это вовсе не гарантия того, что он не предаст его огласке. Предлагать же ему что-либо абсолютно бессмысленно, ему нужны только деньги для лечения сына. На все же остальное материальное ему глубоко наплевать.

Была еще одна причина, мучавшая Ромова; ему было очень стыдно перед Шароновым за свой поступок. И самое скверное, ничем не удавалось заглушить это чувство. Даже целая бутыль виски не помогла. В пьяном виде оно лишь усиливалось, становилось таким острым, что Ромов не находил себе места. Он не понимал, что такое с ним творится, в своей жизни он совершил не так уж и мало некрасивых поступков. И совестью до сих пор не мучился, считал, что подобные вещи укладываются в пределы дозволенного. Но с этим чертовым магом или гуру — не поймешь, кто он, все не так. От него идет какая-то странная энергия, даже если он ничего не говорит. Достаточно ему просто находится рядом, и он, Ромов явственно ее ощущает. И это отнюдь его не радует. Он предпочитает обычных людей, от которых знаешь, что можно ожидать, к которым можно найти подход. А в данном случае ничего не понятно. И это раздражает и угнетает.

Попробовать с ним переговорить? Идея неплохая, вот только о чем? От дальнейшей работы над проектом, он, Ромов, все же не отстранен. Значит, формальный повод для разговора есть. Тогда надо попробовать, иначе он не успокоится.